Вся семья, кром Прасковьи, сла ужинать. Ста-рецъ ни съ кмъ не говорилъ, какъ будто даже никого нс замчалъ и очень мало, опрятно и разсянно лъ.

Леонтій мотнулъ головой въ сторону старца.

— Плохъ нашъ отецъ сталъ, Катюшка, — сказалъ Леонтій, — должно, скоро помрётъ. До ноншняго году все не давалъ мн ригу топить, Все самъ. «Глупъ, го-воритъ, ты, Левонъ, молодъ, даромъ много дровъ изве-дешь, а то спалишь». А нонче на сорокъ шестомъ году разршилъ. «Топи, говоритъ, Левонъ, а' я погляжу». Значитъ, близкой конецъ чуетъ.

— А молотитъ, не отстаетъ? — спросила Катерина.

— Какое молоченье! Ковыряется помаленьку, да мы съ его настоящей-то работы и не спрашиваемъ.

Вс молча взглянули на никого не обращавшаго вниманія старца съ той беззастнчивой безцеремонно-стью, съ какой разглядываютъ искалченную лошадь, обреченную на живодерню.

Леонтій вдовлъ шестнадцатый годъ. Въ ранней юности онъ — скромный, застнчивый, не знавшій жен-щинъ. полюбилъ двушку изъ сосдней деревни. Де-вять лтъ тянулось это чистое чувство. Отецъ не про-тивился женитьб Леонтія на Марьюшк, но двушка была больна чахоткой, и Прасковья слышать не хотла о союз съ ней сына. Когда Леонтій просилъ ея благо-словенія на бракъ, она всегда отвчала ему одно и то же:

— Подумай, Левушка, надолго ли тво женато житье-бытье будетъ? Родитъ теб робенка и помретъ. Што за корысть, не успвши ожениться, остаться мо-лодымъ вдовцомъ да еще съ робенкомъ на рукахъ?!

На десятомъ году Леонтій упалъ матери въ ноги.

— Мама, благослови!,. . . ,

Стала-было старуха со своимъ обычяымъ душев-нымъ краснорчіемъ приводить прежніе доводы, но сынъ уперся.

— Не то што на годъ, а хошь на часокъ на одинъ, а пущай моей будетъ Марьюшка, а ежели не благо-словишь, мама, нонче же на стол лежать буду!

Мать уступила. Счастіе Леонтія и Марьюшки было полное, но продолжалось недолго. Никогда они ни на одинъ день не разлучались, никогда даже косо не взглянули другъ на др^га. Годъ спустя Марьюшка ро-дила Егора, а еще черезъ полгода скончалась.

Мужикъ лтъ пять подъ-рядъ плакалъ, не осушая глазъ, ожесточался и ропталъ на Бога. За красиваго, молодого вдовца, це пьющаго, съ достаткомъ, каждая двка въ округ не прочь была выйги замужъ. Отецъ и мать хлопотали снова женить Леонтія, но когда упрашивали его хать свататься, онъ такъ раздражался, какъ если бы ему наносили кровное оскорбленіе.

— Одно.солнце на неб, одна любовь на сердц, — говаривалъ онъ. — Закатилось мое солнышко, видно, такъ Богъ судилъ, а другое меня не обогретъ.

Онъ горячо привязался къ своему ребенку, самъ былъ для него и матерью, и нянькой, и во время его болзней сидлкой и потомъ признавался, что не будь у него Егора, онъ не вынесъ бы потери жены и нало-жилъ бы на себя руки. Бабы для него не существовали и чистотою жизни до сего времени онъ для всхъ одно-сельцевъ являлся недосягаемымъ примромъ. Когда мальчикъ сталъ подрастать, Леонтій, прежде не знав-шій вкуса вина, началъ понсмногу пить; къ ребенку сталъ относиться все сурове и строже и за малйшую провинность или оплошность билъ жестоко.

За ужиномъ Леонтій приступилъ къ тому длу, ко-торое занимало его съ того самаго дня, когда онъ уз-налъ о несчастіи съ покойнымъ зятемъ. Ему хотлось перетянуть къ себ на житье сестру, потому что безъ

167

эдорова, хозяйство шло пс шатко, не валко, теперь же все валилось изъ рукъ, потому что ему вдвоемъ съ Его-ромъ приходилось выполнять и мужицкую и бабью работы; упущенія были на каждомъ шагу; порядокъ никакъ не налаживался и жилось всмъ очнь тяжко.

— Што-жъ твоя ласковая свекровушка и лошадку пожалла? Въ такую даль да по распутиц отпустила тебя брюхатую? Дойдешь, молъ, доченька, пшомъ! — Послднюю фразу Леонтій сказалъ такъ, какъ должна бы сказать Акулина. Передраздиваніе вышло настолько удачнымъ, что вс за столомъ, кром глухого старца, разсмялись.

, — Мамынька меня до утрія оставляла. По утрію Арня свезъ бы, да я не осталась.

— Знаю твою свекровушку, знаю. «Мягко стелетъ, да жеетко спать». Тебя-то она можетъ улестить сло-вами, туману-то уметъ напустить, да меня-то не про-ведетъ. Всю подоплеку ейную знаю. Теперь она кругъ тебл похаживаетъ, штобы ты безъ разгиба на ее ра-ботала, да на робятъ ейныхъ, а какъ поставишь ихъ на ноги, такъ тотъ ж Аонька взашей тебя выпретъ изъ избы. Дай только ему жениться. А пузо у тебя вопъ выше носа вздулось; того и гляди, ,не нонче-завтра разсыпешься... А куда пойдешь съ робенкомъ на рукахъ? Въ лсъ на морозъ?

— Теб прямое дло, Катюшка, жить съ братомъ да съ отцомъ съ матерью. Свои-то родные не оби-дятъ, — сказала Елена.

— Вотъ, вотъ... — подтвердилъ Леонтій.

— Да право, — горяче продолжала Елена, очень довольная, что попала въ тонъ. — Ты у насъ въ семь самая меныпая и самая любимая. Кто тутъ тебя оби-дитъ?! а тамъ у свекрови-то все-таки въ чужой смь. Какъ бы хорошо въ гостяхъ ни было, а дома все лучше...

—Вдь я знаю, подо что она подбирается, твоя свекровка-то,—продолжалъ Леонтій, покончивъ съ кар-гошкой и принимаясь за молоко. т-Ей смерть какъ