Посол передал условия Великого князя Московского, который заявил, что земли перебежчиков князей Воротынских, Белевских, Мезецких и Вяземских отныне будут входить в состав московского государства.

Александр согласился начать переговоры о вечном мире. Они велись почти год. Каждая сторона пыталась отстоять свои условия. Наконец Александр прислал посольство, наделённое широкими полномочиями. В него входили воевода Троцкий и маршалк земский Пётр Янович, староста жмудский Станислав Кезгайло, Станислав Янович и писарь Фёдор Григорьев.

Со стороны Великого князя переговоры вели князь Василий Иванович Патрикеев, боярин князь Семён Иванович Ряполовский, казначей Дмитрий Володимирович, дьяки Фёдор Курицын и Андрей Майко. Споры велись жаркие, никто не хотел уступать. Ближе к концу переговоров литовские послы, выполняя наказ Александра, решили посетить мать невесты.

Царевна Софья не рада была сватовству, но вида не подавала. Долго беседовала с послами, расспрашивая их о земле литовской, об устройстве княжеского дворца в Вильно, о родителях Александра, о древности его рода. Держалась, как всегда царственно и величаво, так что в неуважении к себе никто не заподозрит – величавость её с высокомерием граничила такой тонкой незримой гранью, что литовцам и не распознать было её истинного к себе расположения.

– Выйдет ли к нам княжна? – вопрошали послы с нетерпением, и, получая вежливый отказ, вешали носы.

Уже уладили они ущербный для Литвы мир – договор, служивший препятствием к брачному союзу их господина Великого князя Александра с прекрасной Еленой, как про себя, прослышав о неземной красоте её, называли они дочь Иоанна Васильевича, – а так и не видали невесты. Хронисты польские начертали древо жизни Елены Иоанновны, определив в ней четверть крови греческой, четверть – италийской, осьмушку – литовской. Так что немного оставалось русской – три осьмушки.

Томились послы в ожидании, терпели расспросы царственные. Будем на всё согласны, шептались меж собою, нам бы вывезти её в Литву, а там никуда не денется – переманим Елену Иоанновну в веру латинскую. Не захочет сама, силой заставим.

Елена за стеной, в светлице своей, слушала разговоры, ни слова не пропуская, будто рядом сидела. Матушка, когда возводила для себя палаты каменные, приказала итальянскому мастеру секрет в стену вставить – стеклянную трубочку. Так делали её предки в Царьграде, так и она сделала.

Только улыбнулась Елена, когда услышала гордый рассказ матери о родстве с императором Константином. По отцу родство было, но не в чести у царевны был, морейский деспот Томазо, по-русски Фома. Ещё в детстве слышала Елена резкий отзыв матери об отце своём в беседе с дядей, Андреасом Палеологом. «Как мог бросить он на острове Корфу мать нашу?», – возмущалась Софья. «Скажи спасибо, что нас с тобой и брата с сестрой, прихватил», – отвечал дядя. – «Уж больно близка была погоня турецкого султана».

Бежал дед и, правда, очень быстро, думала Елена. Детей прихватил, а почему жену, Катарину Заккарию – из древнего генуэзского рода – на поругание туркам оставил? Так ли должны поступать царственные особы?

Родословную свою от отца Иоанна Васильевича знала молодая княжна на зубок, и гордилось ею. Прошлое матери казалось ей тёмным и непонятным.

– Ты не спишь ещё, дочь моя? – постучалась в дверь царевна Софья, проводив послов со двора.

Елена сказалась спящею. Сначала помолчала для верности. Потом свечу зажгла, за девичий столик села.

В венецианском, старом зеркале, что в память от бабки Катарины досталось, смотрело на неё чужое, недевичье, лицо.

– Нешто я такая? – достала зеркальце поновее, подарок батюшки. – Оправа из чистого серебра, на обратной стороне орёл двуглавый отчеканен.

– Из нашего серебра сделали, из-за Печоры реки руду привезли, – вспомнила гордые слова Иоанна Васильевича.

В зеркале отразился взгляд больших чёрных глаз.

– В матушку я очами пошла, прошептала Елена. – И кожа белая, как у неё, светится, словно снег в морозный день.

Повернула голову, сбоку посмотрела. Шея тонкая, как у лебедя.

– Это в бабку отцову, Софью Витовну. И волосы светлые, как лён на литовском лугу.

Пощупала нос с горбинкой.

– Это в батюшку. – Посмотрела с боку. – Точно в батюшку. Говорит, что от римских цезарей род его. Может, и впрямь, хотя, брат Василий считает, от варягов Великие князья Московские родство ведут. Кто рассудит: где правда, где вымысел?

Поднялась Елена, к большому зеркалу подошла. Прошлась в одну сторону, потом в другую. Руки в боки упёрла, голову вверх подняла. Словно пава проплывает. Эх, засиделась в девках. Семнадцать лет миновало! Иные сверстницы уже деток нарожали.