Нет сомненія в том, что челоаеколюбивый Александр, при учрежденіи военных поселеній, имел в виду, доставя удобства и крестьянам — хозяевам, и солдатам - поселепцам, улучшить судьбу их. Исполнитель его намереній но этой части, граф Аракчеев действовал не из безотчетной угодливости Государю, а из убежденія в нользе предпринятая дела, Он полагал, что поселяемые іюинскіе чины, будучи наделены от правительства, землею, долами, екотом. и земледельческими орудьями, получая жалованье и одежду, а также в первое время провіант на себя и на семейства свои, должны были благословять свою участь, тем более, что, будучи избавлены от походов и живя осідло, могли своими трудами увеличить свое состояніе и передать его детям своим; чины-же действующих батгіліонов и эскадронов в мирное время, живя в домах поселенных сослуживцев’!» своих, неимели надобности, при выступлении в поход, заботиться о своих женах и детях, а равно о целости своего имущества, потому что все это могло быть призрено, успокоено и сбережено их товарищами (?) (І2). Точно также, водворяя крестьян в новые, красиво построенные домы, наделяя их лошадьми и екотом, улучшив их скудную пищу, Аракчеев надеялся иріобрести права на их благодарность, но, заботясь исключительно об изяществе домов и селеній, изменяя насильственно весь быть носелян и лишая их возможности располагать будущностью детей своих и свободнаго пользования своим имуществом ь, создад какую-то спартанскую общину, несвойственную русскому народу. Терпеливые, кроткіе крестьяне, еще не испытав бремени поселенной регламентаціи, уже были возмущены непривычными для них новоііведеніями: бритья бород, прививанія коровьей оспы, (хотя предоставленнаго на волю родителей, но требуемаю усердствующими лекарями), запрещеніемь вступать в брак, без разреніенія начальства, исправленіем дорог, мытьем полов, и вроч. и проч. (І3). И на севере, и на юге Россіи, учрежденіе военных поселеній было встречено неновиновеніем местных жителей.

В хо.шнекой волости, новгородскаго уезда, назначенной для поселенія Перновскаго гренадерскаго полка, на сходке крестьян, по нрочтеніи земским „Приказанія44 графа Аракчеева, о милостях и льготах, дарованных житедям высоцкой волости, многіе из них изъявили гласно намереніе — недопускать нововведеній Аракчеева и „прехитростнаго человека, немца Вухмара44 (Бухмейер). Холынскій голова, узнав о цроисходившем на сходбище, пріехаль в непокорное селевіе и покушался усмирить крестьян, во был ими жестоко избит и едва успел спастись. По донесеніи о том исправника новгородскому губернатору, послан был для усмиренія холындев назначенный на поселеніе у них 2-й баталіон Перновскаго полка (ы). Исправник и баталіонный командир, собравь старпшн волости, у говаривали их безропотно исполнить царскую волю—поступить в воевное воселеьіе, но крестьяне упорно стояли на своем, требуя, чтобы все осталось по старому, и по отбытіи начальства постановили: написать просьбу Дарю „о защите хрещенаго ю.рода от Аракчеева'4, и послать эту бумагу в Москву, куда—слышно было— отправлялась вся царская фамилія. Хотели-было подать просьбу вдовствующей Императрице, но узнав, что сперва поедет в Москву Великій Князь Николай Павлович, решили писать к нему, а к Императриде послать другое прошеніе. Сам голова перестал противиться міру и передал волостную печа ть одному из старшин, Ларіону Васильеву, который вызвался ехать к Великому Князю, вместе с несколькими депутатами и земским; тогда-же отправилась другая депутація в Петербургу получив на иутевыя издержки с міра двести рублей. Покушенія крестьян подать просьбы Великому Князю и Императрице неудались: у бронницкаго перевоза, в ожиданіи проезда Августейших путешественников, собралось до двух сот человек с холынской волости. Великій Князь, подъехав к стандіи, спросил: „что за народ?® — „С просьбою, Ваше Высочество", отвечали депутаты. — Великій Князь, уже зная о неповиновеніи холынцев, не иринял их просьбы. Послашіые-же к Императрице Маріи Феодоровне, выйдя на большую дорогу в Крестцах, вручили свое прошеніе Ея Величеству, но когда Императрица передала эту бумагу городничему, то депутаты были посажены в острог, и о принесенной ими жалобе донесено губернатору. Неудача этих покушеній не заставила однакоже холынцев отказаться от их намеренія. Осенью 1817 года, в Москву, где тогда находился Государь, и в начале следуюіцаго года, в Варшаву, отправились новыя депутаціи, которыя, возвратись ни с чемь и опасаясь взысканія за принесенную жалобу, обольщали невежествеьн лх крестьян нелеными слухами и надеждами. На мірской сходке, в селеніи Естьянах, положили: стоять на своему и в случае возвращенія к ним солдат. отбиваться топорами и кольями. И действи-тельно, как только пришла весть о прибытіи перновцев, в соседство Естьян, народ повалил туда густою толпою, но когда маіор приказал своему баталіону взять на-руку и идти вперед, крестьяне кинулись в ворота на ближайшій двор и заперлись там. Маіор выехал вперед и стал уговаривать крестьян, чтобы они разошлись, а, между тем, послал гонца к генералу Княжнину и губернатору, с донесеніем о ветреченном им сопротивленіи. На следующее утро пріехал губернатор, a несколько часов спустя—и Княжнин. Оба они старались убедить мятежников в безуміи предпринятаго ими дела, но все их увещанія остались напрасны. Генерал Княжнин, без приказанія Аракчеева, неотваживался действовать силою, и поставя караулы кругом двора, уехал вместе с губернатором в Бронницы. Крестьяне, успев захватить с собою лишьнесколько ломтей хлеба, терпели голод. Между тем, пришло от Аракчеева вриказаніе: если чрез двенадцать дней несдадутся добровольно мужики, взять двор силою. Но еще до назначеннаго срока, холынцы, продержавшись девять дней, сдались сторожившим их солда'там. Главные виновники мятежа, в числе 8У-ти, были отданы под военный суд и приговорены, на основаніи законов, частью к виселице, частью к шшщрутенам и другим тяжким наказаніям. Но граф Аракчеев, нриняв во внимав іе, что бунт происходил!» в присутствіи генерала Княжнина и новгородскаго губернатора Муравьева, которым известны были многіе из замешанных в этом деле крестьян, счел нужным, для окончательнаго решенія участи мятежников, составить, под личным председательством своим, общій с Княжниным и Муравьевым!» комитет, в коем, по обсужденіи вины всех престуиников, они были разделены на три разряда. Состоя шніе в первом разряде 5 человек, по мненію комитета, заслуживали быть отосланы на службу в отдельный Сибирскій корпус; 6 человек втораго разряда - решено определить на службу в действующіе баталіоны Елецкаго и Полоцкаго полков, а прочих 28 человек, вменив в наказаніе им содержніе под арестом, оставить на службе в округе перновскаго поселенія. Сужденнаго-же вместе с возмутившимися крестьянами, сочинявшего им просьбы, новгородская внутренняя гарнизонная баталіона писаря Махалова, комитет приговорил: прогнать шпицрутенами, в округе поселенія, в присутствіи тамошних крестьян, сквозь комплектный баталіон, три раза, и потом отослать на службу рядовым в Архангельскій виутренній баталіон (l`a).

Волненіе на юге приняло более решительный характер. Бугское казачье войско, составлявшее с 1808-го года три полка, было присоединено къ

8-му и 4-му Украинским уланским полкам, для составления вместе с ними четырех полков Вугской уланской дивизіи(16), и за тем поступило на поселеніе в херсонской губерніи. Казаки были недовольны переменою своего состоянія, и, к тому-же, нашлись безпокойные люди, подстрекавшіе их к еопротивленію. Капитан Варвинскій уверял их, будтобы сущес-твует пожалованная Императрицею Екатериною грамота, в силу которой Бугское войско не может подвергнуться никакому переформирование, и обещал казакам отыскать этот документ, если они за то заплатить ему две тысячи рублей. Возбужденные такими лживыми увереніями, казаки, будучи собраны маіором Романовским, для выслушанія Высочайшая указа, о преобразованіи их в военные поселяне, объявили, что они не могут исполнить его. противились переписи семсйств своих и захватив станичную печать, отказывались возвратить ее, а, между тем, отправили с жалобою в Вознесенск. к наказному атаману войска, полковнику князю Кантакузину 35), двух человек, вызвавшихся ехать туда, в качестве депутатов. В то самое время, когда они прибыли в Вознесенск, князь Кантакузин был потребован в Петербургу для предварительных соображеній о поселеніи ввереннаго ему войска. Зная непременную волю Государя, Еонтакузин убеждал депутатов в необходимости исполнить ее свято и ненарушимо. Казаки, валяясь у него в ногах, умоляли его ходатайствовать об оставленіи их на прежнем положеніи, но он, не подав им никакой надежды, дал слово только довести, чрез графа Аракчеева, до сведенія Государя, о их просьбе. Но прибытіи в Петербургу князь Кантакузин тотчас поехал к председателю комитета по делам военных поселеній, графу Аракчееву, но не был им принят, и являясь каждый день в его пріемную, получал один и тот-же ответ, что: „граф не имеет времени принять его." Наконец, однажды вечерому нріезжает к нему адъютант Аракчеева, с.толстого тетрадью: „Полол;енія о переформированіи В\гскаго войска," и вручив ее Кантакузину. передает ему нриказаніе явиться в комитета завтра, в восемь часов утра. Напрасно Кантакузин убедительно доказывал присланному к нему офицеру, что не было никакой возможности не только обсудить, но даже прочесть с надлежащим вниманіем громадное Положеніе. Приказаніо графа было определительно и следовало исполнить его. Кантакузин, не смыкая глаз во всю ночь, кое-как ознакомился с содержаніем присланнаго к нему документа и в назначенное время явился в комитета 36). „Там в обширной комнате, за болыиим столом, сидели несколько генералов, в ожиданіи председателя. Входит граф; все встают и подобострастно кланяются ему, а он, не отвечая ни малейшим движеніем на низкіе поклоны, садится на свое место. „Читайте Положеніе"— говорить он своему адъютанту.

„Начинается чтеніе; все слушают, молча. Кантакузин несколько разь порывается встать и сделать замечанія по поводу прочитагшых статей Положенія; но каждый раз его останавливает ледяный взгляд Аракчеева и приказаніе адъютанту: „продолжайте!" По окончаніи чтенія, граф уходит в свой кабинета; адъютант подносит „Положеніе" членам комитета; все подписывают. Только один Кантакузин отказывается подписать, говоря, что он находить многія статьи „Положенія" несообразными с целыо дела—улучшить быт Вугскаго войска, и по тому совесть не позволяет ему утвердить своею подписью такую бумагу. „Что вы делаете? Вы себя губите," говорить члены комитета князю Кантакузину; адъютант медлить идти к графу, не желая быть орудіем пагубы достойнаго офицера, но, наконец, убедясь в непреклонности его, решается доложить Аракчееву о неожиданном происшествіи.

„Граф иросит вас к себе," говорить адъютант князю Кантакузину, выйдя из кабинета. Кантакузин, по его указанію, входит в большую комнату, освещепную только отчасти несколькими свечами, стоящими на письменном столе графа. Самъ

Аракчеев, в обычном домашнем костюме своем — белом фланелевом' камзоле, не вставая с кресла и как-бы смеряв глазами ослушника, обращается к нему с вопросом: ты не подписал Положенія?"—„Ваше Сіятельство, позвольте мне объяснить причину" „Ты не подписал!" прерываетъ

его Аракчеев.—„Моя совесть не позволяет!»".... „Ты не подписал Доложенія !" повторяет граф. „Теперь—послушай меня: видишь-ли эти белые листы; посмотри внизу на подпись; узнаешь-ли ее?"—„Это бланки с подписью Государя," отвечает смущенный Кантакузин. — „Что будет — говорить Аракчеевъ— если я, на одном из этих листов, напишу, что ты, за ослушаніе начальству, лишаешея чинов и отсылается в Сибирь?" И за тем, помолчав с минуту, продолжает: „а что, если напишу, что ты, за усердіе к службе, награждаешься производством в генерал-маіоры и аннинскою лентою?" Кантакузин, человек семейный, без всякаго сосгоянія, жившій лишь получаемым на службе содержаніем, подписал „Положеніе" (|7). Недовольный однакоже несговорчивостью, (хотя и минувшею), Кантакузина, граф Аракчеев наказал его самым чувствительным образом, поручив ему привести в повиновеніе казаков: такое норученіе, ври тогдашнем настроеніи Бугскаго войска было весьма опасно, но Кантакузин, зная преданность к себе своих подчиненных, объявил им волю Государя. Ка'заки, не смотря на обычное уваженіе к любимому начальнику, собрались во множестве у дома войсковой канцеляріи, в Вознесенске, и отказались исполнить Высочайшее новеленіе; когда-же Кантакузин стал уі-рожать им тяжким наказаніем, они принесли на него жалобу." Граф Аракчеев, получив о том донесеніе от начальника Украинской уланской дивиліи, графа Витта, писал ему: „Непріятное сіе происшествіе. не без основанія, можпо приписать отчасти неосторожности войсковаго атамана, по двум причинамъ^ 1) в подобных неудовольствепных положеніях, первое внушаемое благоразуміем правило есть — разрушать скопища и недавать им усиливаться, но он, быв известен более нежоли кто другой, о безпокойном духе Бугцев, позволил им увлечь себя ничего незначущим предлогом, и сам, можно сказать, впустил до 80-ти недовольных в город, где число их возрасло до 500 человек; 2) когда скопище достигло уже до такой степени, ему надлежало усилить караулы, или собрать и весь квартирующій там эскадрон Украинских улан к дому войсковой канцеляріи, для охраненія тишины и спокойствія, но он не взял ни одной из сих мер и, по словам присланнаго от вас офицера, явился туда без всякой выше изъясненной осторожности: в таком положеніи естественно он много рисковал, но ни мало не мог действовать на умы недовольных. Его Величество уверен, что не произошло-бы сего возмущенія, еслибы ваше сіятельство сами тогда были в Вознесенске, и что вы не упустили-бы и не упустите впредь ничего для сохраненія порядка. Впрочем, вы сами изволите разсудить, что дело слишком далеко уже зашло, чтоб отступить теперь от известных вам предположеній о Бугском войске, и непреложность намереній Его Величестваобязывает вас/t.всеми усиліями к досгиженію предположенной цели. Действуя благоразумным внушеніем страха, неменее как и преимуществу соединенных с повиновеніем Высочайшей воле, вы можете репіи гельно объявить Бугцам, что всякій из них, кто дерзнет противиться точному исполненію повеленій Его Величества, не-пременію будет наказань и пересслеп в Сибирь, на службу в тамошнее казачье войско, и следовательно безвозвратно лишится всех вы год настоящей своей оседлости. Согласитесь, что не без затруднеиій можно было совершить и воселеніе гренадерскаго имени моего полка, близ столицы, и в таком округе, коего коренные жители состоять йз многих сект рас кольни ков; но все ci и затрудненія преодолены решимостію и добрым порядком; все жители уже обмундированы, острижены, обриты, и не только без неохоты, но даже с удовольствіем исполняют все обязанности новаго их состоянія: доказательство, что нет ничего невозможнаго, (распол ожа несколько пехотных пол ков в Бугских селеніях по домам их жителей), и я уверен, что те-же меры и по Вугскому войску произведут такія-же благопріятныя последствія“, и проч. (18).

И действительно — для обращенія Бугских казаков в военных поселян потребовалось послать в их селенія, кроме стоявших там двух Украинских уланских полков, с четырьмя конными орудіями, еще Колыванскій пехотный полк(19). За тем, граф Витт, по предписанію Аракчеева, нарядил во 'нный суд, над чинами Бугскаго войска, оказавшими сопротивлепіе Высочайшей воле. Коммисія военнаго суда приговорила: из числа 93-х подсуди мых, І)4-х человек (капитана Барвинскаго, одного урядника и 62-х казаков) к смертной казни, а прочим 29-ти—вменить в наказаніе бытность под караулом. Но эта сентенція была изменена, и, по Высочайшему повеленію, Варвинскій, лишенный чинов, дворянства и знаков отличія, был изгнан из поселенія Бугскаго войска; два казака— „за разнесенія нелепых вестей, за ложный уверенія и за принятіе на себя самовольно званія депу-татов," отосланы на службу рядовыми в Отдельный Сибнрскій корпус, с тем, ч'тобы они никогда не были уволены, ни в отставку, ни в отпуск; прочіе-же все прощены (20).

Поселеніе уланских полков в слободско-украинской (харьковской) губерніи также не обошлось без волненій. Начальник 3-й уланской дивизіи, генералълейтенант Лисаневич доносил графу Аракчееву, что: „при всех строгих мерахь, дабы никто из воинских чинов ничем не оскорблял жителя — поселянина, нельзя теперь сего исполнить, потому что жители, как-бы оцепенелые, не хотят понимать, что зависит от них и что не зависит, и даже посторонне (стороною?) только можно узнать иногда о каких-либо час тных их неудовольствіях".... Далее—генерал Лисаневич писал на счет слухов. которые ходили в поселеніи; „но ежели говорить о разглашеніях, то их весьма много: так например говорят, что с проданнаго скота будут брать пошлину в комитетах; говорятъ—составятся фабрики, и женщины там будут работать, и другія нелепости; но ежели-бы жители не принимали сего за истину, ежели-бы имели доверенность к военному начальству, не трудно было-бы отыскать виноватых, или уничтожить собственные их пустые толки"..., (21).