Толик, мачо и гостья вместе поднимаются по красивой лестнице наверх, но расходятся в разные стороны.

Московский татаромонгол исчезает за тяжелыми бархатными занавесками.

Девушка идет вслед за Толиком, с интересом рассматривая убранство не совсем обычного помещения, в которое она попала.

Мачо входит в залу, скрытую от посторонних глаз бархатными занавесками и предназначенную, надо полагать, как для переговоров, так и нескучного времяпрепровождения посвященных. Небрежным жестом руки он приветствует присутствующих.

За большим столом, уставленным едой, восседает Ринат, который уже приступил к десерту.

Ринат — лысоватый брюнет лет сорока, небольшого росточка, кругленький, как «колобок», с пухленькими маленькими ручками, с лоснящейся, как сыр в масле физиономией, украшенной изысканно выстриженной бородкой, являющейся, несомненно, предметом гордости ее обладателя.

Двое других мужчин, очевидно, только что отобедавших, лениво катают бильярдные шары.

— О, Тимурчик, наконец-то, пожаловал… Как всегда, с опозданием, — отозвался тот, кто был здесь самый главный.

— Так у него «причина» уважительная. Я ее успел в окошко рассмотреть, пока они топтались у причала. Ничего себе так, молодая коза с длинными копытами, — усмехнулся, не отрываясь от игры, один из напарников Рината.

— Ну, без них никак нельзя. Главное, чтоб «козы» работе не мешали, — заулыбался масляными глазками Ринат и кивнул Тимуру, — присаживайся.

Московский татаромонгол садится к шикарному столу, наливает коньяк.

На большом блюде — аппетитные дары моря: огромные оранжевого цвета щупальца крабов, крупные королевские розовые креветки, украшенные огурцом и зеленью. На другом блюде, поменьше размером — мясная закуска.

Водка, коньяк, белое виноградное вино. В вазе — налитые спелым соком груши и крупный, розовато-сиреневый виноград.

Ринат, судя по всему, никак не может расстаться с десертом — ест «пахлаву» вперемешку с «чак-чаком», запивая восточные сладости несладким зеленым чаем.

— Вот. Рекомендую. Напиток богов — зеленый чай с цветами жасмина. Очень тонизирует. И еще — очень полезен для мужского естества, — Ринат пододвинул поближе к Тимуру большой заварной чайник.

Мачо молча кривится на зеленый чай, накладывая себе в тарелку щупальца краба покрупнее.

— Да, кстати. Как там по поводу выполненной работы? — негромко спросил гостеприимный хозяин и, изображая добродушие толстяка, добавил, — про долг забыто, как и обещал.

— И все? — жестко переспросил Тимур.

— Три тыщи баксов что — не деньги, мусор? — парирует его выпад собеседник.

Видно, что Тимур еле сдерживается, чтобы не сказать резкость своему шефу. Он нервно наливает еще рюмку коньяка. Его лицо мрачнеет. Сузившиеся и без того узкие глаза, раздутые ноздри говорят о близкой истерике.

Ринат выжидающе смотрит на Тимура, тщательно, не спеша, вытирает бумажной салфеткой руки от сладкого и липкого «чак-чака». Затем открывает ящик стола, доставая оттуда маленький бумажный пакетик, и кладет перед Тимуром.

— Ладно. Добавлю еще бартер. Ты знаешь, сколько это стоит. Я не хочу, чтобы меня считали неблагодарным.

Тимур, сдерживая прерывистое дыхание и эмоции, берет пакетик.

Видно, что и такой расклад его все равно не устраивает. Подавляя обиду, он пытается прощупать почву на дальнейшее.

— Так что там с ордером на квартиру слышно? — спросил московский татаромонгол.

— А с этим вопросом — к нашему коммерческому директору, — Ринат добродушно кивнул в сторону бильярдного стола.

— А как там бабуля? — не поднимая головы от бильярдного стола, спросил один из напарников шефа.

— Да, кстати, как? — заинтересованно спросил любитель пахлавы и «чак-чака».

— Она нас всех переживет, вместе взятых, — пытаясь придать веселость своему голосу, — ответил внук старой татарки.

Коммерческий директор поднимает глаза от игры и пересекается взглядом с Ринатом.

— О как… Я думаю, вопрос с ордером решится через нескольких дней, — ответил помощник шефа и предложил, — сыграешь с нами?

В то время, как Тимур уже общается со своими друзьями, Толик все еще водит Алену какими-то кругами по холлам, подсобным помещениям и коридорам плавучего домика, временами оборачиваясь и молча бросая на девушку откровенные взгляды.

Даже отнюдь не робкого десятка гостья насторожилась. Что-то жуткое, порою безумное мелькает в его глазах.