Примерно пятнадцать лет ее «трудовой» жизни прошли в угаре больших воровских успехов, когда она ускользала от возмездия, хотя нередко «венчалась», то есть попадала под суд. Пять раз воровку судили в Варшаве, но она добивалась того, что ее оставляли только на подозрении. В Петербурге ее приговорили к тюремному заключению за воровство на дачах близ столицы России. Она судилась и в Киеве, и в Харькове... Иной раз ее оправдывали, но чаще всего приговоры просто не успевали привести в исполнение.

В 1870 году она убежала из приемного покоя Литейной части, оставив полицейским изъятые деньги и вещи. В 1872 году Киевская палата уголовного и гражданского суда приговорила Соньку к лишению прав состояния и шести месяцам тюрьмы, однако осужденной удалось скрыться из Старо-Киевской полицейской части.

За Сонькой охотилась полиция ряда городов Западной Европы. В Будапеште, где она приобрела мебель для снятой там роскошной квартиры, были арестованы все ее вещи по распоряжению королевской судебной палаты. В 1871 году лейпцигская полиция отдала Соньку под надзор Российского посольства, а весной следующего года она снова оказалась в Лейпциге, попав в орбиту внимания разгневанной местной полиции. В начале семидесятых годов Соньку задержали в Вене, где ей помогал известный вор Вейнингер. Очаровав галантных полицейских, она дала подписку о невыезде, потом заложила в столице Австро-Венгрии четыре бриллианта, получила деньги и исчезла.

В течение нескольких лет, в семидесятые годы, у нее, по подсчетам полиции, было произведено шесть обысков, однако добытые улики не подтверждались свидетельскими показаниями.

В марте 1879 года по распоряжению обер-полицмейстера Москвы Шейндлю-Суру Блювштейн высылают за границу. Но через несколько месяцев она нелегально появляется на Нижегородской ярмарке, где у нее всегда было много дел, затем уезжает в Одессу, предполагая отсюда отправиться со своим любовником Вольфом Бромбергом в Вену или Париж. Ее планам не суждено было сбыться. В жизни Соньки наступил тот неповторимый рубеж, который стал началом конца ее «карьеры».

В конце семидесятых Шейндля Блювштейн во многом растеряла свою бдительность и «ветошный кураж», она с трудом укрывается от преследования полиции. Имя Золотой ручки часто фигурирует в прессе, ее фотографии имеются в полицейских участках. Соньку даже узнают на улицах. Ряд серьезных неудач, грубых просчетов и ошибок Соньки во второй половине 70-х объясняются ее увлечением молодым одесским мещанином Вольфом Бромбергом, известным «мархиваером», который начал свою воровскую жизнь с восьми лет и даже у своих собратьев по профессии вытаскивал из карманов бумажники.

Вольф Бромберг был одержим страстью к картам, часто проигрывал и оказался требовательным альфонсом, требовавшим у Соньки крупные суммы. Сонька в это время чаще, чем прежде, шла на неоправданный риск, стала алчной, раздражительной и даже опустилась до карманных краж. Наконец, в Одессе полиция арестовала ее вместе с Бромбергом. Власти начали готовить большой уголовный процесс, который должен был положить конец ее деятельности.

Митрофановский зал Московского окружного суда, где с участием присяжных заседателей с 10 по 19 декабря 1880 года проходил суд над Золотой ручкой, был заполнен самой разношерстной публикой, привлеченной громким именем преступницы. Под судом оказалось и несколько ее сообщников. Все, что происходило на суде, привлекло внимание многих газет и оставило десятки томов судопроизводства. Огромный материал для процесса собрала сыскная полиция, работавшая в России и за рубежом.

«Скамья подсудимых, — сказал один из участников процесса, присяжный поверенный А. Шмаков, — была занята женщиной, которая заткнет за пояс добрую сотню мужчин». На столе перед судьями, присяжными, адвокатами были разложены бесчисленные вещественные доказательства: футляры с драгоценными камнями, золотые портсигары, кольца, броши, бриллиантовые ожерелья, позолоченные столовые приборы...

Шейндля Блювштейн начала с того, что заявила суду: «Я не та, за которую вы меня принимаете. Настоящая Сонька Золотая ручка — это женщина по имени Иах-вет Гиршберг из Одессы». Однако свидетели опознали Шейндлю-Соньку. Были приведены данные о ее семье в Варшаве. И все-таки против Соньки не было прямых улик. На заседание суда не явились многие важные свидетели. Понимая все это, Сонька продолжала разыгрывать оскорбленную невинность. Особенное возмущение у нее вызывали революционные прокламации, подброшенные ей на квартиру полицией. Все десять дней судебного заседания она вела упорную и цепкую борьбу.

Обвинители были настойчивы: они напоминали

Шейндле о ее роскошном образе жизни в России и за границей, и о заложенных в ломбарде вещах, и о регулярных переводах крупных денежных сумм в банки Курска, Нижнего Новгорода и других городов, и о не-удавшихся попытках хищения вещей в гостиницах.

— Где вы взяли два кинжала в серебряной оправе, кавказский пояс, ермолки, шитые серебром и, наконец, этот револьвер?

— Кинжалы я выиграла в лотерею, ермолки принадлежат моему племяннику, а револьвер достался мне во время игры в аллегри...

— А зачем вам столько обручальных колец?

— Они мне доставались от мужей... Да и потом я то худела, то полнела... Мне были необходимы кольца разной величины.

В течение всего процесса Сонька сохраняла выдержку, была уверена, находчива и позволяла себе даже шутить. Саркастически улыбаясь, она вдруг сказала свидетелю Толстинову: «Николенька, много ли мы с тобой воровали?» Раз, видя, как одна из потерпевших, волнуясь, рассматривает драгоценности, громко сказала: «Сударыня, не волнуйтесь, эти камни и бриллианты поддельные».