— Когда прибудете на место?

— Послезавтра рано утром.

— Как раз день восстания наших сил. Но в Ставрополе, кажется, задержится восстание. Там слабо.

— Давайте, выпьем.

— Нет, я спешу. У меня вопрос. Известная часть верных вам все-таки останется с вами?

— Только штаб, полковник.

— Отлично. Вот вам приказ из штаба и две инструкции. Вы назначаетесь начальником Ставропольского

округа. Как только прибудете на место, примите под свое командование сто двенадцать бойцов, устраивайте

восстание. Разверните мобилизацию. Сформируйте дивизию вашего имени.

— Я счастлив, если на это воля верховного штаба.

— Конечно. Все подробности вы найдете в инструкции. Ну, прощайте, я спешу.

— Одну минутку. Во время ареста комиссии ревкома я одного застрелил, но одного арестовал. Что с ним

делать?

— Расстрелять. Кстати, покажите его мне.

— Сейчас.

Вскоре правели в купе измученного, с всклокоченной бородой Нефедова.

— Как? — вскричал изумленный Сергеев. — Унтер-офицер Нефедов, старый царский служака — и

большевик?

— Вольноопределяющийся Сергеев! — воскликнул не менее пораженный Нефедов.

— Не вольноопределяющийся, а полковник и ваше высокородие.

Губы Нефедова скривились в усмешку.

— Что-то уж больно скоро вырос в высокие. Не слететь бы с высоты, — сказал он.

— Ты смеешь дерзить, негодяй?

— От негодяя слышу.

— Определенный большевик, — развел руками Воронин.

— Нечего с ним возиться. Расстрелять прохвоста.

— От прохвоста слышу, — с тем же невозмутимым лицом огрызнулся Нефедов.

Взбешенный Сергеев подбежал к связанному по рукам человеку. В кровь избил его лицо.

— Расстрелять, — снова крикнул он Воронину.

— Под утро расстреляем, полковник.

Нефедова в полубесчувственном состоянии вынесли из купе, а Сергеев, попрощавшись с Ворониным, тут

же сел на лошадь и поскакал прочь. Утром он был уже в штабе Добрармии. Баратова встретила его с

восторженной улыбкой.

— Позволь, мой милый, мне первой поздравить тебя.

— С чем, Ира?

— С повышением. Ты теперь генерал-майор.

— Радости Сергеева не было границ.

— Какая блестящая карьера, — громко сказал он. — В несколько месяцев от поручика — к генералу.

Ирка, ты принесла мне счастье. Дай, я тебя поцелую.

*

Для ревкома четверг был полон неожиданностей.

Этот день, как две капли воды, был похож на предыдущие дни. Так же с утра жарило землю пылкое

солнце, так же к вечеру заволоклось небо оранжевыми стадами туч и полил дождь. Но буря событий

разыгралась не на шутку.

Началось с того, что утром штаб всех фронтов округа вдруг потерял связь с отрядами. Выяснилось, что

испорчены провода телеграфа. Почти в то же время за городом загремела артиллерия. Оказалось, наступают

белогвардейцы. Ни ревком, ни штаб не могли догадаться, откуда вдруг в черте города появился враг. В час

мобилизовались все силы. У города развернулся фронт.

Недоумение ревкома рассеялось только после полудня, когда напряжение боя дошло до высшей точки. В

ревком примчался бежавший из воронинской армии большевик и сообщил об измене и предательском

отступлении командующего армией.

Пытались тут же восстановить связь с ратамоновским отрядом, но безуспешно. Город уже был окружен

сплошным кольцом восставших.

По радио сообщили в центр и в штаб восточной группы действующей Красной армии. Через три часа

был получен ответ:

Вы отрезаны. Белые банды обошли с фланга весь округ, прорывайтесь. Спасайте ценности. Отступайте

немедленно к Ф. для соединения с Красной армией.

Проверив радиотелеграммы еще раз, штаб и ревком отдали приказ о срочном отступлении. Денежный

запас банков и казначейства спешно погрузили на автомобиля и вывезли за город по дороге в Ф. Тем временем

враги повыползали уже из всех щелей. По городу гремела стрельба из окон, за которыми прятались недруги.

Полноянов и Драгин спешно выехали на фронт. Но навстречу им, у городской черты, мчались отряды казаков,

во главе с офицерами в погонах. Повернув лошадей обратно, они поскакали вслед за отступающими красными

частями, но и этот путь был уже отрезан враждебной кавалерией.