Осчастливленный новым производством, деньгами и предстоящей славой он, не щадя сил своих, мчался, где

лошадьми, где поездом, из станицы в станицу.

В условных местах встречался с руководителями подпольных офицерских групп, говорил им — “в

четверг восстание”, давал инструкции и бешено мчался дальше.

Одни сутки всего остались в распоряжении Сергеева. Уже почти все было сделано. Нужно было заехать в

последнюю, наиболее крупную по краю организацию и затем мчаться в армию Воронина.

Поздним вечером этого дня Сергеев достиг, наконец, последнего пункта своей командировки.

Угасал лиловый вечер. У темных домов хороводилась молодежь. Загорались в окнах оранжевые огни.

Вот двухэтажный дом у темной церкви, принадлежащий бывшему окружному атаману Кожелупу.

Сергеев, оставив в стороне лошадь, постучался в двери. В доме не проявляли признаков жизни. Тогда он

громко забарабанил и руками и ногами. Двери все не открывались. Но из калитки высокого забора,

окружавшего дом со всех сторон, вышла темная женская фигура.

— Вам кого? — спросила она.

— Хозяина нужно видеть.

— Но его уже шесть месяцев как нет дома.

— Кто вы такая?

— Жена его.

Сергеев быстро подошел к ней

— Я от штаба Добровольческой армии. Скорей проведите меня к мужу.

— Ох, — вздохнула женщина. — Страшно. Но пойдемте.

Пройдя двором, лабиринтом темных комнат и коридоров, они наконец остановились. Провожатая

постучалась в дверь, в щелях которой был виден свет.

— Поля, ты? — спросил чей-то баритон.

— Да, я, открой.

Пока неизвестный возился у двери с ключом, женщина, снова вздохнув, произнесла:

— Так целых полгода сидит и ни разу не выходил на воздух.

Сергеев сочувственно вздохнул:

Раскрылась дверь. В освещенном изнутри просвете появился грузный бородатый мужчина.

— Поля, кто это? — тревожно спросил он, указывая на прибывшего.

Не дав женщине ответить, Сергеев заявил:

— Из штаба Добрармии, от его императорского высочества к вам с директивами.

— Кто вы такой?

— Полковник русской армии Сергеев, Виктор Терентьевич.

— Не знаю… Не слышал, — проворчал грузный бородач. — Такой молодой и полковник… Странно.

— Ничего нет странного, — вспыхнул Сергеев. — Прошло время, когда чины раздавались по годам.

— Да, возможно. Я оторван от внешней жизни. Но зайдите.

— Вы окружной атаман, господин Кожелуп, Юрий Дмитриевич?

— Он самый. Садитесь. Поля, принеси чего-нибудь закусить гостю и вина.

Помолчали.

— Так с. Что же от меня, обездоленного, одинокого старика хочет штаб?

“Притворяется, сукин сын. Не доверяет, — подумал Сергеев. — Ну, хорошо же”.

— Штаб приказывает вам, — раздельно произнес он, — чтобы вы послезавтра, то есть в четверг,

выступили со своим полком. В задачу вашу входит свергнуть советы и захватить власть в округе.

— Вы смеетесь?.. С каким таким полком?

— Довольно играть в жмурки, атаман. У вас шестьсот семьдесят бойцов. Вот мой мандат. А это личное

письмо к вам от генерала Алексеева.

Кожелуп быстро посмотрел и то и другое.

— Отлично. Вы меня убедили. Хорошо, что подоспели. Мы уже собрались выступить завтра.

Атаман подошел к дверям напротив и быстро распахнул их. В комнату ворвалось восемь офицеров в

погонах. Испуганный Сергеев попятился к стене.

— Не волнуйтесь, господин полковник. Это — мой штаб, — успокоил его Кожелуп.

— Господа. Полковник Сергеев привез нам из штаба радостное известие. Послезавтра повсеместно по

краю восстание. Есть приказ нашему полку и точные инструкции.

— Великолепно, замечательно! — хором воскликнули офицеры.

— Господа! Я с капитаном Веселицким потолкую с посланцем. А вы немедленно же ступайте,

предупредите всех наших.

Офицеры закутались в шинели и бурки и гурьбой удалились.

— Разрешите представить: полковник Пров Тихонович Веселицкий, капитан штабной службы. Мой

начальник штаба.

Сергеев с чувством пожал руку сухопарому высокому офицеру, с сонными глазами и вздернутым кверху