Шрифт:
— Говори, Нефедыч, не ломайся, просим! — закричали ближайшие солдаты.
Нефедов подумал немного и наконец решился.
— Товарищи, спасибо за избавление, — сказал он, дергая правой рукою свои большие усы. — Это верно.
Друг за друга горой надо стоять. Мы теперь присягнули на верность революции. А старую присягу к чорту
долой. Офицеров, которые не с нами — арестовать!
— Арестовать!
— Это правильно.
— Да в окопы их.
— Они войны хотят — пущай свое воюют. Полковника Филимонова арестовать чтобы. Да свою власть
выберем.
— Это надо. Верно.
— Дождались наконец.
*
Между тем в штабе полка непрерывно работал полевой телефон. С трудом созвонились со штабом
бригады. Но из бригады ответили, что штаба уже нет и что его заменяет бригадный солдатский комитет. Тогда
Филимонов сообщил, что в полку бунт. Говоривший с ним от бригады в ответ крикнул: “Да здравствует
революция!” и повесил трубку.
Филимонов был в бешенстве.
— Негодяи… Погибла Россия. Последняя опора трона рухнула. Войско взбунтовалось.
Откинулся полог. В палатку вошли шестеро. Впереди всех шел Нефедов. Остановившись посередине
палатки, он громко заявил:
— Господа офицеры. От имени полкового солдатского комитета сообщаю, что вы арестованы. Прошу
сдать оружие.
Филимонов задрожал. Оглянулся на своих офицеров. Те молча расстегивали портупеи и складывали на
стол револьверы и сабли.
— Повинуюсь насилию. Но заявляю, что это бунт.
— Как тебе угодно, — сказал Васяткин. — Обыщите-ка их, товарищи, и отправьте на гауптвахту. Здесь
теперь будет помещаться полковой комитет.
Обезоруженных офицеров оказалось пятнадцать человек. Их построили и увели.
У входа в палатку, рядом со знаменем полка, Васяткин пристроил красное знамя — подарок совета
города.
*
С первого же дня своего возникновения комитет напряженно заработал.
В полку нашлись эсеру и меньшевики. Они не прошли в комитет и всячески старались затруднить его
работу. Они проповедовали необходимость войны до победного конца. Требовали освобождения арестованных
офицеров. Грозили, что Временное правительство, защищающее свободу, не потерпит взбунтовавшихся солдат,
и что полк сотрут в порошок. Говорили они еще, что большевики врут, будто в стране живется плохо, выступали
против братания. Но эта враждебная агитация успеха не имела.
Избранные в комитет Нефедов, Васяткин, Щеткин, Хомутов и Хлебалов тут же распределили между
собой работу. Хлебалов взялся распространять газеты, присланные на позицию, но задержанные
распоряжением Филимонова. Газет накопилось много десятков тысяч штук. Тут были “Листок правды”,
“Рабочий и солдат” и “Пролетарий”.
Хомутов взял на себя хозяйственную часть полка. Нефедов — оперативную. Щеткина назначили
заместителем Нефедова, а Васяткин оставил себе работу по руководству всем комитетом.
В первый же день была созданы ротные и батальонные комитеты. Установили связи с первым полком
бригады, стоявшим на позиции. Выехали туда Васяткин и Щеткин. Солдаты первого полка присоединились и
избрали свой комитет.
Послали в турецкие окопы предложения прекратить военные действия. Турецкое командование охотно
согласилось и прислало в подарок комитету сорок штук рогатого скота. В ответ на это первый полк
отблагодарил своих недавних врагов пятью мешками сахара рафинада, двадцатью ящиками махорки и сотней
пудов муки.
Уже к вечеру между солдатами той и другой стороны завязалась дружба. Бойцы полка бесстрашно
ходили в гости к турецким янычарам, а янычары отдавали ответные визиты в русские окопы.
Вечером турецкие и русские солдаты сошлись у костров, пели разные песни, пили кофе, морковный чай,
а иногда коньяк, который был у турецких солдат.
Васяткин побывал в турецких окопах. Ему устроили торжественную встречу. Насовали подарков и с
триумфом проводили назад.
— Да здравтют — урусь — ревалюси! — кричали янычары, обнимая русских солдат и восторженно
бросая в воздух свои красные фески.
Через несколько дней на позицию приехал член дивизионного комитета. Он официально заключил с
турецким командованием договор о перемирии и прекращении военных действий.