Время и пространство как категории текста: теория и опыт исследования (на материале поэзии М.И. Цветаевой и З.Н. Гиппиус)
вернуться

Данилова Юлия Юрьевна
Шрифт:
Я с вызовом ношу его кольцо.Да в Вечности – жена не на бумаге.

В другом стихотворении это же слово в начале стихотворения, тоже перенасыщенного временными лексемами, ассоциируется с большим промежутком времени (1920):

Времени у нас часок.Дальше – вечность друг без друга.Ты на солнечных часахМонастырских – вызнал время?На небесных на весах – Взвесил – час?Для созвездий и для насТот же час – один – над всеми.Не хочу, чтобы зачахЭтот час!Только маленький часок Я у Вечности украла.Только час – наВсю любовь.

Так, в конце стиха слово вечность опять возводится в ранг великого, это уже не определенный значительный отрезок времени, как в начале стихотворения. Перед нами великая субстанция, с которой поэт с самой юности может организовать диалог. Это слово становится излюбленным во многих стихах поэта:

Горечь! Горечь! Вечный привкусНа губах твоих, о страсть!Горечь! Горечь!Вечный искус – окончательное пасть.1917

В другом стихотворении (1919):

Бренные губы и бренные рукиСлепо разрушили вечность мою.С вечной душою своею в разлукеБренные губы и руки пою.

В «Земных приметах» несколько раз повторяется Вечной мужественности взмах!

Строки поэта, звучащие как приговор своему времени, сквозят неприятием временного, лживого настоящего момента, то есть век здесь синонимичен другим темпоральным лексемам:

Век мой – яд мой, век мой – вред мой, Век мой – враг мой, век мой – ад.
Полифония временных лексем в текстовой партитуре автора

Собственным именем часто выступает и самое «временное» слово: Время.

Это твоя слугаС тобой говорит,Господин мой – Время.1916

Слово встречается и в составе неразложимых конструкций («Генералам двенадцатого года»):

Такие – в роковые времена Слагают стансы – и идут на плаху.

Причем здесь наблюдается и некая трансформация фразеологизма роковое время. Седые волосы поэт называет «беззакатного времени грозный мел» («Седые волосы»). Иногда эта лексема нарочито повторяется, например, в «Байрону», при этом куплеты обязательно имеют и другие временные лексемы, образуя оригинальный ряд метафор, иногда перерастающих в катахрезу:

Я думаю об утре Вашей славы,Об утре ваших дней…И о сердцах, которых – слишком юный –Вы не имели времени прочесть,В те времена, когда всходили луныИ гасли в вашу честь.Небо дурных предвестий:Ржавь и жесть.Ждал на обычном месте.Время: шесть.

В самом конкретном и прямом значении время встречается тоже крайне редко, например, в «Поэме конца» (уже в названии сильная временная маркировка), где уже в первых куплетах идет своего рода имитация стука часов как биение пульса:

– Без четверти. Исправен!– Смерть не ждет.Без четверти. Точен?Голос лгал.(Преувеличенность жизниВ смертный час) .Мысленно: милый, милый.– Час? Седьмой.

Нельзя не заметить одну характерологическую черту использования автором лексем с временной семантикой. Абсолютное большинство таких слов (минута, час, день, год, век) употреблено не в значении конкретно какого-то промежутка времени, а в значении общеотвлеченном-философском. Говоря по-иному, и минута, и час, и день, и год для Цветаевой – это целая вечность, целая человеческая жизнь; уже в 1914 году она заявляет:

Живу, не видя дня, позабываяЧисло и век.

Или в другом (1916):

Летят они, – написанные наспех,Горячие от горечи и нег.Между любовью и любовью распятМой миг, мой час, мой день, мой год, мой век.

В цикле «Ахматовой» читаем:

Часы, года, века. – Ни нас, Ни наших комнат.И памятник, накоренясь,Уже не помнит.