Она отвчала монотонно и уныло, врод ясновидящей, была совершенно непохожа на ту Лотту, что каталась съ горы въ дтской куч, но Каліостро, успвшій нсколько привыкнуть къ характеру Анны-Шарлотты, уже не удивился этимъ перемнамъ. Между тмъ двушка продолжала:

— Мой братъ Ульрихъ скончался прошлый годъ… О, ни одна душа не была мн такъ близка, какъ его! Она и посл смерти иметъ постоянныя сношенія со мною. Я слышу его голосъ… чувствую его мысли, желанія!.. Это странное и сладкое блаженство. Учитель, не препятствуйте мн.

Она продолжала лрожать и, казалось, сію минуту могла упасть. Каліостро взялъ се за руку.

— Разв вашъ братъ здсь похороненъ?

— Нтъ, онъ похороненъ въ Страсбург, но онъ любилъ это мсто, и его душа охотно сюда прилетаетъ.

— Успокойтесь! Она уже здсь. Вы слышите?

Выплыла неполная и блдная луна, освтивъ лужи и колонны бесдки; тихій втеръ качнулъ прутья березъ. Шарлотта закрыла глаза и склонилась на плечо Каліостро.

— Да, я слышу, я чувствую! Какъ хорошо! — шептала она.

Графъ повелъ ее домой, закрывъ отъ сырости полой своего плаща и поддерживая одной рукою. Она едва передвигала ноги и улыбалась какъ больная. Тни отъ голыхъ деревьевъ смутнымъ рисункомъ бродили по лицу и фигур идущихъ.

— Учитель, не оставляйте меня! — сказала Шарлотта.

Каліостро, помолчавъ, отвтилъ:

— Скоре вы меня оставите, дитя мое, чмъ я васъ покину.

— Я васъ оставлю? Это можеть случиться, если вы оставите сами себя! — съ жаромъ прошептала Шарлотта и снова склонилась на его плечо.

Старуха Медемъ видимо была разстроена и невнимательно слушала Шарлотту. Та сидла на низенькомъ табурет и пла, аккомпанируя себ на арф. Казалось, двушка похудла, хотя лицо ея не было меланхолическимъ, а освщалось скрытой, чуть теплившейся надеждой. ГІослдніе дни Анна-Шарлотта была особенно неровна, то молча сидя часами, то вдругъ прорываясь какой-то буйной радостью. Сегодня былъ день тихой, элегической грусти. И романсъ, который она пла, подходилъ къ ея настроенію. Въ немъ говорилось о разлученныхъ влюбленныхъ, которые одиноко повряютъ свои жалобы, одна — лснымъ деревьямъ, другой — морскимъ волиамъ, и арфа передавала то влюбленные стоны, то шумъ дубравы, то морской тихій прибой. Окончивъ псню, двушка не поднималась, а разсянно перебирала струны, словпо не желая, чгобы звуки улетли безслдно.

— Чьи это слтова, Лотта? Я что-то позабыла.

— Чьи это слова? — задумчиво повторила Шарлотта и поправила волосы.

— Да. Ты сама врно не знаешь.

— Нтъ, я знаю очень хорошо.

— Чьи же?

Шарлотта улыбнулась.

— Имени этого поэта я не могу произносить въ вашемъ дом.

— Что за странное выраженіе «въ вашемъ дом»? Разв домъ твоихъ родителей, вмст съ тмъ, не твой домъ, дитя мое?

— Копечно, такъ, но не я устанавливаю въ немъ разныя правила и запрещенія, я подчиняюсь и нисколько не выражаю неудовольствія.

— Можно подумать, что ты въ тюрьм.

— Никто этого не подумаетъ, милая мама, и я не думаю.

Мать подошла къ Шарлотт, все продолжавшей сидть на табуретк, и прижала голову къ своей груди.

— Любишь? — спросила она, помолчавъ.

Двушка отвтила, слегка усмхаясь:

— Ты видишь, я благоразумна и скрываю довольно хорошо свои чувства. Я не настолько люблю того, кого нельзя здсь называть, чтобы изъ-за этой привязанности забыть все, но я ни за кого не пойду замужъ, кром какъ за него Я думаю, что я этимъ никому не причиняю огорченія.

— Бдная Лотта! — проговорила г-жа Медемъ и задумалась.

— Но, мама, что съ тобою? Ты сама чмъ-то разстроена.

— Нтъ, ничего!

— Ну, какъ же ничего! Я вижу, чувствую. Ты не сможешь обмануть моего сердца. Скажи, дорогая, скажи, какъ я теб сказада.

Г-жа Медемъ вздохнула и тихо отвтила.

— Очень горестно ошибаться въ людяхъ, встрчать вмсто дружескаго участія черствый педантизмъ. Особенно въ тхъ людяхъ, къ которымъ идешь съ открытымъ сердцемъ…

Не зная, къ чему ведетъ свою рчь старая дама, Шарлотта глядла вопросительно и молчала, ожидая продолженія.

— У меня случились маленькія денежныя затрудненія, которыя мн не хотлось доводить до свднія мужа и твоего дяди. Собственно говоря, это дло, подробности котораго теб птъ необходимости знать, мсня не очень огорчаетъ. Меня огорчило совсмъ другое обстоятельство, имющее впрочемъ касательство къ этому длу… Я обратилась къ графу…

— Къ графу Каліостро? — спросила дочь, нахмуривиіись.

— Да, къ графу Каліостро, нашему учителю и другу.

— Простите, мама, что я васъ перебиваю… Но что вамъ нужно было, деньги?