Дым от Hиктошкиной трубки поднимался прямо вверх. Пахло березовой корой и лесными травами. Вокруг вилось полно мошкары, а значит, и завтрашний день будет таким же жарким. «Это хорошо», — подумал Hиктошка и поежился, вспомнив ледяной ветер, который так пробрал его во время падения. Hиктошка стал припоминать, что произошло с ним сегодня. Теплая речная вода, грот с мраморными колоннами и диковинными обитателями подводного царства, царь Нептун и царевны... Он так отчетливо видел перед собой смеющееся лицо Диты, что никак не мог поверить, что все это было только сном. Ему казалось, что ее смех все еще стоит у него в ушах.

На Hиктошку вдруг напала тоска. Она щемила его сердце. Ему захотелось вскочить и куда-то бежать. Hиктошка слез со своего пенька, беспомощно огляделся по сторонам. Вокруг ни души — он был один. Только пронзительно щебетали птицы, а в конце июня они особенно нервные, потому что очень мало спят. Ведь птицы могут спать только когда на улице темно, а в июне, как известно, ночи такие короткие, что темнеет всего часа на три, не больше.

— Боже мой, боже мой! — громко произнес Hиктошка, схватившись за голову, и слезы навернулись ему на глаза. — Неужели всё это было сном?! Всё — подводное царство Нептуна, его прекрасные дочки Афра и Дита, военный советник Раккарак…

Он так отчетливо помнил, как они с Дитой танцевали вальс, как играл граммофон, как выпускал огромные пузыри дыма самовар и как рыбки сидели на своих маленьких стульчиках вокруг его тарелки и слушали Hиктошкин рассказ про жизнь на земле и про воздушный шар...

Hиктошка почувствовал себя таким одиноким! Вокруг него простирался огромный лес. «Он, наверное, тянется на многие километры, — думал Hиктошка, — и во всем этом лесу не встретишь ни души». Слезы лились и лились у него из глаз. Но тут справа послышался шорох, и из-под вороха прошлогодних листьев выглянула удивленная мордочка лесной мыши. Мышь для Hиктошки была словно для нас целый кабан, но он не боялся мышей. Он привык их встречать в лесу возле Цветограда. Но эта мышь, видимо, никогда раньше не видела коротышек. Она боялась приблизиться к Hиктошке и долго его удивленно разглядывала. Наконец она поняла, что Hиктошка не представляет опасности, и вышла из своего укрытия. Подойдя ближе, мышка стала обнюхивать его штаны и ботинки, словно учуяла запах чего-то вкусного.

— Привет, — сказал Hиктошка и улыбнулся сквозь слезы. — Меня зовут Hиктошка, а ты кто?

Но мышь только водила носом вправо-влево и продолжала обнюхивать это странное для нее существо.

— Не понимаешь, — грустно сказал Hиктошка и похлопал мышь по мягкой, меховой спине.

Поняв, что у него нет никакой еды, мышь побежала дальше, шурша прошлогодними листьями. «Надо ложиться спать», — решил Hиктошка. Подводное царство приснилось ему во сне. И теперь пора спать. Может быть, этот сон снова придем к нему ночью.

Но Hиктошке ничего не приснилось. Стоило ему закрыть глаза, как он тут же провалился во что-то черное, где совсем ничего нет. Словно исчез. А когда открыл глаза, был уже день и вокруг звонко щебетали невыспавшиеся, нервные птицы. Впрочем, теперь они не показались Hиктошке такими уж нервными. Кажется, прошла всего одна минута. Но когда он закрывал глаза, у него было плохое настроение и тоскливо на душе, а когда открыл — настроение стало прекрасное и на душе весело. Словно доктор Таблеткин сделал ему один из своих чудодейственных уколов.

Глава двенадцатая. ВСПОМНИЛИ.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Hиктошка упал с воздушного шара. Никто, кроме него, правда, так об этом и не узнал. Когда коротышки возвратились из путешествия в Зелёнгород, они не заметили исчезновения Hиктошки. Вот уж до чего незаметный он был коротышка — даже незаметнее Молчуна. Хотя Молчун, кстати сказать, был не такой уж и незаметный. Правда, он все время молчал. Но зато был ростом на целую голову выше других коротышек, и почему-то всегда так получалось, что все на него натыкались. Особенно, когда куда-нибудь спешили. Если доктор Таблеткин торопился к больному и бегал по дому, разыскивая какое-нибудь лекарство, он почему-то постоянно врезался в стоящего где-нибудь Молчуна.

— И что ты все стоишь на дороге? — в сердцах спрашивал его доктор Таблеткин. — Не можешь себе другого места найти, чтобы стоять?

Молчун молча кивал головой и переходил на другое место, где вскоре Таблеткин снова натыкался на него.

— Наказание с тобой одно! — восклицал Таблеткин. — Ну вот, из-за тебя я уже и забыл, что ищу. Валидол? Корвалол? Ну, что ты стоишь, помоги вспомнить хоть!

Молчун напрягал память, пытаясь вспомнить, что искал Таблеткин. Тот всегда искал «вслух». Таблеткин вообще все любил делать «вслух» — то есть, делал что-нибудь и приговаривал: «Вот сейчас тебе укольчик поставим», — или: «Так-с, намажем нарывчик йодиком, чтобы не загангренилось...»

Молчун молча шевелил губами, стараясь припомнить сложные названия лекарств, которые повторял Таблеткин, но это ему оказывалось не под силу.

— Ну не можешь вспомнить — так иди отсюда куда-нибудь подальше, не мешайся на дороге! — кричал Таблеткин.

А за окном Винтик уже включил сирену на своем автомобиле, чтобы ехать по вызову.

— Вспомнил! — закричал Таблеткин, — я искал слабительное! Или нет, кажется, наоборот, крепительное — то есть, средство против поноса.

— Что ты так мучаешься, Таблеткин? — крикнул ему музыкант Рояль, пытаясь перекричать сирену. — Бери оба лекарства, не прогадаешь!