Мери читала: «И здсь, подъ родимымъ кровомъ, гд все было ей такъ дорого по воспоминаніямъ, она почувствовала теперь, что близокъ часъ испытанія для ея сердца, и что отсрочка невозможна. О, родной кровъ нашъ! нашъ другъ и утшитель, когда вс насъ покинутъ! разстаться съ тобою въ какую бы то ни было минуту жизни между колыбелью и гробомъ….»

— Мери, моя милая! сказала Грація. — Ну, что тамъ? спросилъ ее отецъ.

Она взяла протянутую ей руку сестры и продолжала читать; голосъ ея дрожалъ, хотя она и старалась произносить слова твердо.

«Разстаться съ тобою въ какую бы то ни было минуту жизни между колыбелью и гробомъ, — всегда горько. О, родной кровъ, врный другъ вашъ, такъ часто забываемый неблагодарными! будь добръ къ покидающимъ тебя и не преслдуй блуждающіе стопы ихъ упреками воспоминанія! Если когда нибудь образъ твой возникнетъ передъ ихъ очами, не смотри на нихъ ласково, не улыбаяся имъ давно знакомою улыбкою! Да не увидятъ они сдую главу твою въ лучахъ любви, дружбы, примиренія, симпатіи. Да не поразитъ бжавшую отъ тебя знакомое слово любви! но, если можешь, смотри строго и сурово, изъ состраданія къ кающейся!

— Милая Мери, не читай сегодня больше, сказала Грація, замтивши на глазахъ у нея слезы.

— И не могу, отвчала Мери, закрывая книгу. — Вс буквы какъ въ огн!

Это позабавило доктора; онъ засмялся, потрепавши дочь по голов.

— Какъ! въ слезахъ отъ сказки! сказалъ докторъ. — Отъ чернилъ и бумаги! Оно, конечно, впрочемъ, все выходитъ на одно: принимать за серьёзное эти каракульки или что нибудь другое, равно раціонально. — Отри слезы, душа моя, отри слезы. Ручаюсь теб, что героиня давнымъ давно возвратилась въ свой родимый домъ, и все кончилось благополучно. А если и нтъ, такъ что такое въ самомъ дл родимый кровь? четыре стны — и только; а въ роман и того меньше, — тряпье и чернила. — Что тамъ еще?

— Это я, мистеръ, сказала Клеменси, выставивши голову въ двери.

— Что съ вами? спросилъ докторъ.

— Слава Богу ничего, отвчала Клеменси; и дйствительно, чтобы увриться въ этомъ, стоило только взглянуть на ея полное лицо, всегда добродушное, даже до привлекательности, несмотря на отсутствіе красоты. Царапины на локтяхъ, конечно, не считаются обыкновенно въ числ красотъ, но, пробираясь въ свт, лучше повредить въ тснот локти, нежели нравъ, — а нравъ Клеменси былъ цлъ и невредимъ, какъ ни у какой красавицы въ государств.

— Со мною-то ничего не случилось, сказала Клеменси, входя въ комнату: — но — пожалуйте сюда поближе, мистеръ.

Докторъ, нсколько удивившись, всталъ и подошелъ.

— Вы приказывали, что бы я ни давала вамъ, — знаете, — при нихъ, сказала Клеменси.

Незнакомый съ домашнею жизнью доктора заключилъ бы изъ необыкновенныхъ ея взглядовъ и восторженнаго движенія локтей, — какъ будто она хотла сама себя обнять, — что дло идетъ по крайней мр о цломудренномъ поцалу. Самъ докторъ было встревожился, но успокоился въ туже минуту: Клеменси бросилась къ своимъ карманамъ, сунула руку въ одинъ, потомъ въ другой, потомъ опять въ первый — и достала письмо.

— Бритнъ здилъ по порученію, шепнула она, вручая его доктору: — увидлъ, что пришла почта, и дождался письма. — Тутъ въ углу стоитъ А. Г. Бьюсь объ закладъ, что мистеръ Альфредъ детъ назадъ. Быть у насъ въ дом свадьб: сегодня поутру у меня въ чашк очутились дв ложечки. Что это онъ такъ медленно его открываетъ.

Все это было сказано въ вид монолога, въ продолженіи котораго она все выше и выше подымалась на ципочки, нетерпливо желая узнать новости, и, между прочимъ, занималась свертываніемъ передника въ пробочникъ и превращеніемъ губъ въ бутылочное горлышко. Наконецъ, достигши апогея ожиданій и видя, что докторъ все еще продолжаетъ читать, она обратно опустилась на пятки и въ нмомъ отчаяніи закрыла голову передникомъ, какъ будто не въ силахъ выносить дольше неизвстности.

— Эй! дти! закричалъ докторъ. — Не выдержу: я отъ роду ничего не могъ удержать въ секрет. Да и многое ли, въ самомъ дл, стоитъ тайны въ такомъ…. ну, да что объ этомъ! — Альфредъ будетъ скоро назадъ.

— Скоро! воскликнула Мери.

— Какъ! а сказка? уже забыта? сказалъ докторъ, ущипнувши ее за щоку. — Я зналъ, что эта новость осушить слезы. Да. «Пусть пріздъ мой будетъ для нихъ сюрпризомъ», пишетъ онъ. Да нтъ, нельзя; надо приготовить ему встрчу.

— Скоро прідетъ! повторила Мери.

— Ну, можетъ быть, и не такъ скоро, какъ вамъ хочется, возразилъ докторъ: — но все таки срокъ не далекъ. Вотъ посмотримъ. Сегодня четвергъ, не такъ ли? Да, такъ онъ общаетъ быть здсь ровно черезъ мсяцъ, день въ день.

— Въ четвергъ черезъ мсяцъ, грустно повторила Мери.

— Какой веселый будетъ это для насъ день! что за праздникъ! сказала Грація и поцаловала сестру. — Долго ждали мы его, и наконецъ онъ близко.

Мери отвчала улыбкой, улыбкой грустной, но полной сестринской любви; она смотрла въ лицо Граціи, внимала спокойной гармоніи ея голоса, рисовавшаго счастіе свиданія, — и радость и надежда блеснули и на ея лиц.