— Нтъ, нтъ, докторъ Джеддлеръ, возразилъ молодой человкъ: — именно въ томъ-то и дло; такъ говоритъ мое сердце, такъ скажетъ, я знаю, и ваше, — дайте ему только волю. Сегодня я оставляю вашъ домъ, сегодня кончается ваша опека; мы прерываемъ близкія отношенія, скрпленныя давностью времени, — имъ никогда уже не возобновиться вполн; мы прощаемся и съ другими отношеніями, съ надеждами впереди, — онъ взглянулъ на Мери, сидвшую возл него, — пробуждающій мысли, которыя я не смю теперь высказать. Согласитесь, прибавилъ онъ, стараясь ободрить шуткой и себя и доктора: — согласитесь, докторъ, что въ этой глупой, шутовской куч сора съ же хоть зернышко серьёзнаго. Сознаемся въ этомъ сегодня.

— Сегодня! воскликнулъ докторъ. — Слушайте его! ха, ха, ха! Сегодня, въ самый безсмысленный день во всемъ безсмысленномъ году! Въ этотъ день, здсь, на этомъ мст, дано было кровопролитное сраженіе. Здсь, гд мы теперь сидимъ, гд сегодня утромъ танцовали мои дочери, гд полчаса тому назадъ собирали намъ къ завтраку плоды съ этихъ деревъ, пустившихъ корни не въ землю, а въ людей, — здсь угасли жизни столь многихъ, что нсколько поколній посл того, еще за мою память, здсь, подъ нашими ногами, разрыто было кладбище, полное костей, праха костей и осколковъ разбитыхъ череповъ. А изъ всхъ сражавшихся не было и ста человкъ, которые знали бы, за что они дерутся; въ числ праздновавшихъ побду не было и ста, которые знали бы, чему они радуются. Потеря или выигрышъ битвы не послужили въ пользу и полусотн. Теперь нтъ и поддюжины, которые сходились бы въ мнніи о причин и исход сраженія; словомъ, никто никогда не зналъ объ немъ ничего положительнаго, исключая тхъ, которые оплакивали убитыхъ. Очень серьёзное дло! прибавилъ докторъ со смхомъ.

— А мн такъ все это кажется очень серьёзнымъ, сказалъ Альфредъ.

— Серьёзнымъ! воскликнулъ докторъ. — Если вы такія вещи признаете серьёзными, такъ вамъ остается только или сойти съ ума, или умереть, или вскарабкаться куда нибудь на вершину горы и сдлаться отшельникомъ.

— Кром того, это было такъ давно, сказалъ Альфредъ.

— Давно! возразилъ докторъ. — А чмъ занимался свтъ съ тхъ поръ? Ужь не провдали ли вы, что онъ занимался чмъ нибудь другимъ? Я, признаюсь, этого не замтилъ.

— Занимался, отчасти, и судебными длами, замтилъ Снитчей, мшая ложечкой чай.

— Несмотря на то, что судопроизводство слишкомъ облегчено, прибавилъ его товарищъ.

— Вы меня извините, докторъ, продолжалъ Снитчей: — я уже тысячу разъ высказывалъ въ продолженіи вашихъ споровъ мое мнніе, а все таки повторю, что въ тяжбахъ и въ судопроизводств я нахожу серьёзную сторону, нчто, такъ сказать, осязательное, въ чемъ видны цль и намреніе….

Тутъ Клеменси Ньюкомъ зацпила за уголъ стола, и зазвенли чашки съ блюдечками.

— Что это? спросилъ докторъ.

— Да все эта негодная синяя сумка, отвчала Клеменси: — вчно кого нибудь съ ногъ собьетъ.

— Въ чемъ видны цль и намреніе, внушающія уваженіе, продолжалъ Снитчей. — Жизнь фарсъ, докторъ Джеддлеръ, когда есть на свт судопроизводство?

Докторъ засмялся и посмотрлъ на Альфреда.

— Соглашаюсь, если это вамъ пріятно, что война глупость, сказалъ Снитчей. — Въ этомъ я съ вами соглашаюсь. Вотъ, напримръ, прекрасное мсто, — онъ указалъ на окрестность вилкою, — сюда вторглись нкогда солдаты, нарушители правъ владнія, опустошили его огнемъ и мечомъ. Хе, хе, хе! добровольно подвергаться опасности отъ меча и огня! Безразсудно, глупо, ршительно смшно! И вы сметесь надъ людьми, когда вамъ приходитъ въ голову эта мысль; но взглянемъ на эту же прекрасную мстность, при настоящихъ условіяхъ. Вспомните объ узаконеніяхъ относительно недвижимаго имущества; о правахъ завщанія и наслдованія недвижимости; о правилахъ залога и выкупа ея; о статьяхъ касательно аренднаго, свободнаго и податнаго ею владнія; вспомните, продолжалъ Снитчей съ такимъ одушевленіемъ, что щелкнулъ зубами:- вспомните о путаниц узаконеній касательно правъ и доказательства правъ на владніе, со всми относящимися къ нимъ противорчащими прежними ршеніями и многочисленными парламентскими актами; вспомните о безконечномъ, замысловатомъ длопроизводств по канцеляріямъ, къ которому можетъ подать поводъ этотъ прекрасный участокъ, — и признайтесь, что есть же и цвтущія мста въ этой степи, называемой жизнью! Надюсь, прибавилъ Снитчей, глядя на своего товарища, — что я говорю за себя и за Краггса?

Краггсъ сдлалъ утвердительный знакъ, и Снитчей, нсколько ослабвшій отъ краснорчивой выходки, объявилъ, что желаетъ състь еще кусокъ говядины и выпить еще чашку чаю.

— Я не защищаю жизни вообще, прибавилъ онъ, потирая руки и усмхаясь:- жизнь исполнена глупостей, и еще кое-чего хуже — обтовъ въ врности, безкорыстіи, преданности, и мало ли въ чемъ. Ба! мы очень хорошо знаемъ ихъ цну. Но все таки вы не должны смяться надъ жизнью; вы завязали игру, игру не на шутку! Вс играютъ противъ васъ, и вы играете противъ всхъ. Вещь презанимательная! Сколько глубоко соображенныхъ маневровъ на этой шашешниц! Не смйтесь, докторъ Джедддеръ, пока не выиграли игры; да и тогда не очень-то. Хе, хе, хе! Да, и тогда не очень, повторилъ Снитчей, покачивая головою и помаргивая глазами, какъ будто хотлъ прибавить: — а лучше по моему, покачайте головою.

— Ну, Альфредъ, спросилъ докторъ: — что вы теперь скажете?

— Скажу, сэръ отвчалъ Альфредъ: — что вы оказали бы величайшее одолженіе и мн и себ, я думаю, если бы старались иногда забыть объ этомъ пол битвы, и другихъ подобныхъ ему, ради боле обширнаго поля битвы жизни, надъ которымъ солнце восходитъ каждый день.

— Боюсь, какъ бы это не измнило его взгляда, мистеръ Альфредъ, сказалъ Снитчей. — Бойцы жестоки и озлоблены въ этой битв жизни; то и дло, что ржутъ и стрляютъ, подкравшись сзади; свалятъ съ ногъ, да еще и придавятъ ногою; не веселая картина.

— А я такъ думаю, мистеръ Снитчей, сказалъ Альфредъ: — что въ ней совершаются и тихія побды, великіе подвиги героизма и самопожертвованія, — даже во многомъ, что мы зовемъ въ жизни пустяками и противорчіемъ, — и что подвиги эти не легче отъ-того, что никто объ нихъ не говоритъ и никто не слышитъ. А они каждый день совершаются гд нибудь въ безвстномъ уголк, въ скромномъ жилищ, въ сердцахъ мужчинъ и женщинъ, — и каждый изъ такихъ подвиговъ способенъ примирить со свтомъ самаго угрюмаго человка и пробудить въ немъ надежду и вру въ людей, несмотря на то, что дв четверти ихъ ведутъ войну, а третья процессы. — Это не бездлица.