Дворецъ сераля, ограда съ мраморными столбами, зала посланниковъ, непроницаемая дверь, охраняемая ихогланами и евнухами, все это живописно на картинк, но не въ дйствительности. Вмсто мрамора здсь по большой части подкрашенное дерево, почти вся позолота потускла, стража оборвана, и глупыя перспективы, нарисованныя на стнахъ, во многихъ мстахъ посколупались съ нихъ. Воксалъ при дневномъ свтъ можетъ потягаться своими эфектами съ этой сценою.

Со втораго двора сераля направились мы къ блистательной Порт, похожей на укрпленные ворота нмецкаго замка среднихъ вковъ. Главный дворъ окруженъ здсь присутственными Мстами, больницами и квартирами дворцовой прислуги. Это мсто очень велико и живописно; на дальнемъ конц его возвышается прекрасная церковь византійской архитектуры, а посреди двора ростетъ великолпный чинаръ, удивительныхъ размровъ и баснословной древности, если врить гидамъ. Отсюда, можетъ быть, самый лучшій видъ на колокольню и легкіе куполы Софійской мечети, которая блетъ въ отдаленіи. Самая Порта представляетъ превосходный предметъ для эскиза, если бы только придворные чиновники позволили срисовать ее. Когда я приступилъ къ этому длу, ко мн подошли сначала два турецкихъ сержанта и стали очень добродушно слдить за процессомъ рисованья. Скоро присоединилось къ нимъ порядочное число другихъ зрителей, и такимъ образомъ составилась толпа, чего будто бы не допускается въ окрестностяхъ сераля. По этому и попросили меня устранить причину безпорядка, то-есть, закрыть портфель и прекратить эскизъ Отоманской Порты.

Думаю, что я не въ состояніи сообщить о Константинопол извстій, которыя были бы лучше и основательне разсказовъ о немъ другихъ туристовъ. Я могъ бы замтить, вмст съ ними, что мы присутствовали при послднихъ дняхъ умирающей имперіи и слышали много исторій о слабости, безпорядки и угнетеніи. Я видлъ даже Турчанку, которая къ мечети султана Ахмета подъхала въ каретъ. Разв не есть это предметъ, достойный размышленія? Разв нельзя вывесть отсюда безконечныхъ умозаключеній о томъ, что надъ турецкимъ владычествомъ прозвучалъ заупокойный благовстъ; что европейскій духъ и наши учрежденія, однажды допущенныя, должны пустить такіе корни, которыхъ ничмъ уже нельзя вырвать отсюда; что скептицизмъ, сильно овладвшій умами высшаго сословія, долженъ перейти въ непродолжительномъ времени въ нисшіе слои общества, и крикъ муэцина съ мечети обратиться въ одну пустую церемонію?

Но такъ какъ я прожилъ здсь не боле недли и ни слова не знаю по-турецки, то, можетъ быть, эти обстоятельства препятствовали сдлать мн точныя наблюденія надъ духомъ народа. Я замтилъ только, что Турки добродушны, красивы и очень склонны къ лности; что Турчанки носятъ безобразныя желтыя туфли; что кабобы, которыми торгуютъ въ лавк, подл самыхъ рядовъ базара, очень горячи и вкусны, и что въ армянскихъ състныхъ палаткахъ продаютъ превосходную рыбу и крпкое виноградное вино, не низкаго достоинства. Когда мы сидли и обдали, здсь на солнышк, къ намъ подошелъ старый Турка, купилъ грошовую рыбу, услся смиренно подъ дерево и началъ уплетать ее съ собственнымъ хлбомъ. Мы попотчивали его квартою винограднаго вина; старикъ выпилъ его съ большимъ удовольствіемъ и, обтирая рукавомъ сдую бороду, разсказалъ намъ много интереснаго о современномъ состояніи имперіи. Вотъ единственный мусульманинъ, съ которымъ вошелъ я въ довольно близкія сношенія въ Константинопол. Вы поймете причины, не позволяющія мн пересказать того, что я отъ него слышалъ.

«Вы сознаетесь, что вамъ нечего писать, замтитъ кто-нибудь, такъ для чего же вы пишете?» Признаться я и самъ себ задаю тотъ же вопросъ, и однакоже, сэръ, въ этомъ короткомъ письм есть еще вещи, достойныя вашего вниманія. Турчанка въ карет — идея многозначительная; сравненіе сераля съ воксаломъ при дневномъ свт врно съ дйствительностью. Изъ этихъ двухъ данныхъ ваша великая душа и геніальный, философскій умъ могутъ извлечь т результаты, которыхъ не напечаталъ я здсь по скромности. Еслибы не умли вы такъ мастерски подражать дтскимъ учебникамъ, пріискивая нравоученія ко всмъ прочитаннымъ вами баснямъ, тогда я сказалъ бы вамъ, что многое въ отоманской имперіи обрюзгло, сморщилось и ослабло, какъ тотъ старый евнухъ, который грлся на солнышке; что когда Турчанка хала въ мечеть въ каретъ, я понялъ, что учитель ея не Турція, и что двурогая луна блистательной Порты должна померкнуть передъ свтомъ образованія, какъ меркнетъ полный мсяцъ при солнечномъ восход.

Изъ Константинополя мы направили путь къ Яф. Корабль наполнился христіанами, евреями и язычниками. Каюты заняли Поляки, Русскіе, Нмцы, Французы, Испанцы и Греки; на палуб толпились маленькія колоніи людей, несходныхъ между собою по вр и происхожденію. Былъ тутъ греческій священникъ, почтенный, сдобородый старецъ; много лтъ питался онъ только хлбомъ и водою для того, чтобы скопить маленькую сумму денегъ на путешествіе въ Іерусалимъ. Были также и еврейскіе равины, справлявшіе на корабл праздникъ кущъ; каждый день два и три раза совершали они богослуженіе, въ бломъ облаченіи и съ филактерами. Были и Турки, отправлявшіе свои религіозные обряды и осторожно уклонявшіеся отъ сообщенія съ Жидами.

Неопрятность этихъ чадъ неволи превосходитъ всякое описаніе. Зловоніе, распространяемое ими, одежда и лица, пропитанныя насквозь саломъ, ужасныя кушанья, приготовляемыя въ вонючихъ горшкахъ и пожираемыя съ помощью грязныхъ пальцевъ, цыновки, постели и ковры, неопрятные въ высшей степени, — могли бы представить богатый предметъ для рзкихъ описаній Свифта, нисколько несвойственныхъ моему кроткому и деликатному перу. Что сказали бы на Бэкеръ-Стрит при взгляд на эту картину, которою попотчивали насъ новые товарищи? Впрочемъ, наше вниманіе было преимущественно занято обычаями и одеждою новыхъ спутниковъ.

Польскіе Евреи хали сложить кости свои въ долин Іосафата, исполняя съ чрезвычайной строгостью религіозные обряды. Мы были уврены, что утромъ и вечеромъ увидимъ непремнно раввиновъ ихъ, въ блыхъ балахонахъ, молящихся, склонясь надъ книгами. Вся эта партія Жидовъ умывалась одинъ разъ въ недлю, наканун субботы. Мужчины носили длинныя рясы и мховыя шапки или шляпы съ широкими полями; во время богослуженія, привязывали они къ головъ маленькія желзныя коробочки, съ вырзаннымъ на нихъ священнымъ именемъ. Нкоторые изъ дтей были очень хороши, а между женщинами вашъ покорнйшій слуга открылъ очаровательный розовый бутонъ красоты. Посл умывки, отъ пятницы до понедльника, прекрасное личико этой Еврейки блестло удивительной свжестью, но потомъ снова загрязнилось, засалилось я совершенно утратило природную близну и легкій румянецъ. Отъ Конставтинополя до Яфы преслдовалъ васъ крпкій втеръ; морскія волны обдавали пной и брызгами неумытыхъ Жидовъ; мшки и тюки съ багажемъ ихъ мокли на палуб. Однакоже, не смотря на вс невзгоды, Евреи не хотли нанять каютъ, хотя и были въ числ ихъ люди богатые. Одинъ отецъ семейства, видя, что его поколніе промокло до костей, оказалъ, что онъ желалъ бы заплатить за каюту; но погода разгулялась на другой день, и ему стало жаль разстаться съ деньгами. Долго отнкивался Жидъ, однакоже корабельныя власти принудили его взять каюту.

Эта страсть къ удержанію денегъ принадлежитъ не однимъ Евреямъ; ею заражены и христіане, и поклонники Магомета. Tacкаясь по базарамъ за разными покупками, мы нердко платили за нихъ такія деньги, съ которыхъ слдовало получить сдачу, и почти всякій разъ продавцы не додавали намъ нсколькихъ піастровъ; когда же мы настоятельно требовали ихъ, они разставались съ ними очень неохотно, выкладывая на залавокъ пенсъ за пенсомъ и умоляя насъ удовольствоваться неполной сдачею. Въ Константинополъ купилъ я для дамъ брусскаго шелку на пять или на шесть фунтовъ стерлинговъ, и богатый Армянинъ, который продалъ его, сталъ нищенски выпрашивать у меня три полпенса на перездъ въ Галату. Есть что-то наивное и смшное въ этомъ плутовств, умасливань и страсти выканючить полпенса. Пріятно подать милостыню миліонеру нищему, засмяться въ лицо ему и сказать: «Вотъ, богачъ, вотъ теб моя копйка. Будь счастливъ; разживайся на нее, старый, отвратительный попрошайка.» Я любилъ наблюдать за Евреями на берегу и на палуб, когда продавали они что нибудь другъ другу. Битва между продавцомъ и покупателемъ была для нихъ въ полномъ смыслъ агоніею. Они кричали, били по рукамъ и бранили другъ друга очень энергически; прекрасныя, благородныя лица ихъ выражали глубочайшую горесть — и вся эта запальчивость, это отчаяніе изъ-за копйки!