— Вотъ и отецъ! заворчалъ Филь. — Что ему нужно? прибавилъ онъ, понизивъ голосъ.

«Отецъ», когда я взглянулъ на него, былъ не весьма пріятнымъ предметомъ для зрлища, У доктора Фирмина были очень блые фальшивые зубы, которые, можетъ статься, были нсколько велики для его рта, и зубы эти какъ-то свирпо оскалились при газовомъ свт. На щекахъ его были чорные бакенбарды, а надъ сверкающими глазами свирпыя чорныя брови; а плшивая голова лоснилась какъ бильярдный шаръ. Вы едва узнали бы въ немъ оригиналъ того меланхолически-философическаго портрета, которымъ вс паціенты восхищались въ пріемной доктора.

— Я узналъ, Филиппъ, что ты взялъ мою карету, сказалъ отецъ:- и мы съ лордомъ Эскотомъ должны были идти пшкомъ до извощика.

— Разв у него не было кареты? Я думалъ, что, разумется, у него будетъ свой экипажъ въ такой праздничный день и что вы прідете домой въ лордомъ, сказалъ Филиппъ.

— Я общалъ завести его домой, сэръ, сказалъ отецъ.

— Если такъ, сэръ, мн очень жаль, коротко отвчалъ сынъ.

— Жаль! закричалъ отецъ.

— Я не могу сказать ничего боле, сэръ, и мн очень жаль, отвчалъ Филь и стряхнулъ въ каминъ пепелъ съ своей сигары.

Посторонній въ дом не зналъ какъ глядть на хозяина и его сына. Между ними очевидно происходила какая-нибудь ужасная ссора. Старикъ глядлъ сверкающими глазами на юношу, который спокойно смотрлъ въ лицо отцу. Злая ярость и ненависть сверкали изъ глазъ доктора, потомъ онъ бросилъ на гостя взглядъ дикой жалобной мольбы, который было очень трудно вынести. Среди какой мрачной семейной тайны находился я? Что значилъ исполненный ужаса гнвъ отца и презрніе сына?

— Я — я обращаюсь къ вамъ, Пенденнисъ, сказалъ докторъ, задыхаясь и блдный какъ смерть.

— Начать намъ ab оо, сэръ? сказалъ Филь?

Опять выраженіе ужаса пробжало по лицу отца.

— Я… я общаю завести домой одного изъ первйшихъ вельможъ въ Англіи, задыхаясь проговорилъ докторъ: — съ публичнаго обда въ моей карет; а мой сынъ берётъ её и заставляетъ меня и лорда Эскота идти пшкомъ! Хорошо ли это, Пенденнисъ? Такъ ли долженъ поступать джентльмэнъ съ джентльмэномъ, сынъ съ отцамъ?

— Нтъ, сэръ, сказалъ я серьёзно: — это непростительно.

Я дйствительно былъ оскорблёнъ ожесточеніемъ и неповиновеніемъ молодого человка.

— Я сказалъ вамъ, что это была ошибка! закричалъ Филь покраснвъ: — я слышалъ какъ лордъ Эсвотъ приказывалъ подать свою карету; я не сомнвался, что онъ отвезётъ отца моего домой. хать въ карет съ лакеемъ на запяткахъ вовсе для меня не весело; я гораздо боле предпочитаю извощика и сигару. Это была ошибка, я шалю объ этомъ — вотъ! Проживи я сто лтъ, я не могу сказать ничего больше.

— Если теб жаль, Филиппъ, застоналъ отецъ: — этого довольно. Помните, Пенденнисъ, когда… когда мой сынъ и я не были на такой… на такой ног…

Онъ взглянулъ на портретъ, висвшій надъ головою Филя — портретъ матери Филя, той самой лэди, о которой моя мать говорила въ тотъ вечеръ когда мы разговаривали о болзни мальчика. Обихъ дамъ уже не было теперь на свт и образъ ихъ остался только нарисованной тнью на стн.

Отецъ принялъ извиненіе, хотя сынъ вовсе не извинялся. Я взглянулъ на лицо старшаго Фирмина, на характеръ, написанный на нёмъ. Я вспомнилъ такія подробности его исторіи, какія были разсказаны мн, и очень хорошо припоминалъ то чувство недоврія и отвращенія, которое пробжало въ душ моей, когда я въ первый разъ увидалъ красивое лицо доктора нсколько лтъ назадъ, когда дядя мой въ первый разъ отвёзъ меня къ доктору въ Старую Паррскую улицу; маленькій Филь былъ тогда блокурымъ, хорошенькимъ ребёнкомъ, который только-что надлъ первые панталончики, а я былъ въ пятомъ класс въ школ.

Отецъ мой и докторъ Фирминъ были членами медицинской профессіи; они воспитывались въ той самой школ, куда родители посылали своихъ сыновей изъ поколнія въ поколніе, и задолго до того, какъ узнали, наконецъ, что это мсто было нездорово. Кажется, во время чумы тамъ много было похоронено людей. Но еслибы эта школа находилась и въ самомъ живописномъ англійскомъ болот, общее здоровье мальчиковъ не могло бы быть лучше. Мы, мальчики, только слышали всегда объ эпидеміяхъ, случавшихся въ другихъ школахъ, и почти жалли, зачмъ он не переходятъ съ нимъ, чтобы мы могли запереться и подольше погулять. Даже болзнь, которая впослдствіи: случилась съ Филемъ Фирминомъ, не перешла ни къ кому другому — вс мальчики по счастью ухали домой на праздники въ тотъ самый день, когда занемогъ бдный Филь; но объ этой болзни мы скажемъ боле впослдствіи. Когда ршили, что маленькій Филь Фирминъ будетъ отданъ въ эту школу, отецъ Филя вспомнилъ, что у маіора Пенденниса, котораго онъ встрчалъ въ свт и въ обществ, былъ тамъ племянникъ, который могъ защищать мальчика, и маіоръ отвёзъ своего племянника къ доктору и къ мистриссъ Фирминъ въ одно воскресенье посл обдни, и мы завтракали въ Старой Паррской улиц, а потомъ маленькій Филь былъ представленъ мн, и я общалъ взять его подъ свой покровительство. Это былъ простой безискусственный ребёнокъ, который не имлъ ни малйшаго понятія о достоинств воспитанника пятаго класса; онъ безъ всякаго страха говорилъ со мною и съ другими и оставался такимъ всегда. Онъ спросилъ моего дядю: отчего у него такіе странные волосы? Онъ свободно бралъ лакомство за столомъ. Я помню, что разъ или два онъ ударилъ меня своимъ кулачкомъ, и эта вольность сначала позабавила меня изумленіемъ, а потомъ мн вдругъ сдлалось такъ смшно, что я громко расхохотался. Видите, это было всё равно, какъ еслибы какой-нибудь иностранецъ толкнулъ папу въ бокъ и назвалъ его «старикашкой», или еслибы Джэкъ [2] дёрнулъ за носъ великана, или еслибы прапорщикъ пригласилъ герцога Веллингтона выпить съ нимъ вина. Даже въ т ранніе годы я живо чувствовалъ юморъ и меня чрезвычайно позабавила эта штука.

— Филиппъ! закричала мама:- и ушибёшь мистера Пенденниса.

— Я съ ногъ его свалю! вскрикнулъ Филь. Представьте! онъ собьётъ съ ногъ меня — меня, воспитанника пятаго класса!

— Этотъ ребёнокъ настоящій Геркулесъ, замтила мать.

— Онъ задушилъ дв зми въ колыбели, замтилъ докторъ, глядя на меня.

Тогда-то, какъ я помню, онъ представился мн докторомъ Феллемъ [3] .

— Полно, докторъ Фирминъ! закричала мама:- я терпть не могу змй. Я помню, я видла змю въ Рим, когда мы гуляли однажды, большую, огромную змю! какая она была противная! я закричала и чуть не упала въ обморокъ. Я читала, что ихъ заговариваютъ въ Индіи, наврно и вы читали, мистеръ Пенденнсъ. Мн говорили, что вы очень свдущи, а я-такъ вовсе нтъ, а мн бы очень хотлось; но за то мужъ мой очень свдущъ — и Филь будетъ современемъ. Ты будешь очень свдущій мальчикъ, дружокъ? Онъ былъ названъ въ честь моего милаго папа, который былъ убитъ при Бусако, когда я была совсмъ, совсмъ маленькая и мы носили трауръ, а потомъ насъ взялъ къ себ дядюшка Рингудъ; но у Маріи и у меня было своё собственное состояніе, и я ужъ никакъ не думала, что выйду за доктора — мн точно также могло бы придти въ голову выйти замужъ за грума дядюшки Рингуда — но, знаете, мужъ мой одинъ изъ талантливйшихъ людей на свт. Ужь не говори — это такъ, дружокъ, ты самъ это знаешь; а когда человкъ талантливъ, я ни во что ставлю его званіе. Я всегда говорила дядюшк Рингуду: «я выйду за талантливаго человка, потому-что я обожаю талантливыхъ людей», и вышла за тебя, докторъ Фирминъ — ты это знаешь; а этотъ ребёнокъ твой портретъ. Вы будете добры къ нему въ школ, сказала бдная лэди, обернувшись во мн со слезами на глазахъ: — талантливые люди всегда добры, кром дядюшки Рингуда, онъ былъ очень…