– Ишь ты! – восхищенно воскликнул Никитин, словно был скульптором, любующимся своим творением. – Тимоха-то красиво стоит. Прям Чапай.

– Чапай без камня тонул, – сухо заметил Фролов.

– А поза какая. Прям хоть сейчас в кино снимай.

– Вот и снял бы, – буркнул Фролов, который не видел ничего достойного восхищения во всей этой сцене, да и вообще был в крайне подавленном настроении. Кроме того, чесалось небритое лицо и ныли нечищеные зубы, поскольку в Невидове о зубном порошке отродясь не слыхали, предпочитая больные зубы либо лечить травами, либо просто рвать кузнечными клещами.

– Ой, Тима-Тимоша! – причитала жена Терешина Галина. – Сколько ж можно меня мучить?! Ну это ж никакое сердце не выдержит. Второй раз за месяц! Ну не работает твоя труба, ну и хрен бы с ней. Новую сделаешь!

– Это какая у него труба не работает? – хохотнул кто-то в толпе, но смех не поддержали – невидовцы умели ценить драматичность момента.

Тимофей тоже молчал.

– Ты скажи, – продолжила Галина, – может, обиделся на что? Так ты прости. В сердцах чего не ляпнешь.

– Да, Тимоха, – поддакнул Михась. – Вода-то нынче студеная. Ключ, видать, забил снова. В прошлый раз Гаврила тебя вытаскивал, так через то простудился. С неделю его, бедолагу, кашель не отпускал. А тогда и вода, как молоко, была. Ты б лучше вешался, что ли. Все как-то не так тревожно.

– Тьфу на тебя! – плюнула в сторону деда Галина. – Ты что ж городишь, хрыч старый? Вешаться предлагаешь?

– Да я ж о себе разве? – растерялся Михась. – Я о людях забочусь.

– Не, Галь, – встряла жена Гаврилы Ольга. – Михась прав. Я своего в прошлый раз, почитай, неделю отхаживала – так простыл, аж думала, помрет.

– Во-во, – поддержал ее Игнат. – Ты ж пойми, Галина, мы ж не против, мы завсегда спасем, но уж больно вода студена с утра. Или пущай ближе к вечеру топится, как в позапрошлый раз. Тогда и вода была хороша, и мы сами помылись.

– Верно, – загудела толпа.

– Что «верно»-то? – возмутилась Галина. – Вы помыться пришли или человека спасать? Или, может, в следующий раз ему вообще в баню пойти топиться? Чтоб все заодно и попарились?

Толпа обиженно замолчала.

– Ну это ты зря, – заметил Сенька Кривой. – Зачем нас так-то? Мы ж от чистого сердца.

– От чистого! – передразнила его Галина. – Очень чистого. То-то я гляжу, вам все помыться хочется.

Игра слов, в который слышался упрек, смутила присутствующих. Краем глаза Фролов заметил, что кое-кто из мужиков уже загодя скинул рубаху – видимо, дискуссия подобного рода шла не в первый раз и тоже была своеобразным неменяющимся ритуалом, финал которого был известен.

– Ты б, Тимоха, сказал что напоследок, – неожиданно пожурил «утопленника» Михась. – А то в прошлый раз такую речь толкнул – любо-дорого.

– А что вам говорить-то? – неожиданно «обрел голос» Тимофей. – Вам что в лоб, что по лбу. Говорю, давайте электричество сооружу, вы ни в какую. Радио вам сделал, и обратно недовольны. Труба что? Труба – ерунда. Новую сделаю. Мне ж обидно просто. Там калитку поправь, там замазку для окон сделай. А я что? Я ничего. Я делаю. Но только это ж каждый дурак сможет. А в прошлом году я предлагал электричество из ветра делать, вы что? Вы ж только отмахнулись. А топливо из коровьего дерьма? Да ну вас… Как что интересное вам предлагаю, так вы носы воротите.

– От дерьма-то, – добавил все тот же юморист, но и на этот раз шутку никто не поддержал.

– Мы больше не будем, – заблеяла толпа, но, кажется, тоже согласно установленной традиции.

Тимофей только махнул рукой.

– Не понятый временем и народом творец, – шепнул Никитин Фролову на ухо. – Леонардо да Винчи.

– Очень смешно, – огрызнулся Фролов. – Только мне его и вправду жаль. Я бы сейчас с удовольствием к нему присоединился.

Толпа затихла в ожидании продолжения.

– И потом я это… болен я, – сказал Тимофей и пояснил деловито, хотя и несколько неуверенно:

– Смертельно.

– Ну, раз смертельно… – начал было Игнат, но его перебила Галина.

– Да ну какое там «смертельно»?! Опять начитался циклопедией своей!

– Все, – хмуро отрезал Тимофей. – И спасать меня не надо. Дайте уйти спокойно.

И повторил еще раз:

– Все.

– Коротко че-то на этот раз, – критично заметил Михась, но Тимофей уже не слушал.

Он разбежался по мостку и под дружный вздох толпы сиганул в пруд. Брызги полетели в разные стороны. Дети радостно завизжали. Самых малолетних некоторые бабы разворачивали лицом к пруду, щекоча им животики и приговаривая сюсюкающими голосами: – Смотри… Дя-дя… Дя-дя что? Дя-дя прыгнул. Буф!

Младенцы расплывались в улыбке и пускали слюнявые пузыри.

Несколько мужиков, среди которых был и стремительно стянувший брюки Гаврила, побежали к пруду. К ним присоединился и знакомый Фролову мужик с больным ухом. В трусах и ушанке он смотрелся особенно колоритно. Нырять он, видимо, тоже собирался в ушанке.

– Погодь, – сурово остановил спасателей Михась. – Не речка – не унесет. Дайте наглотаться сперва. А то в прошлый раз вытащили быстро, так вот вам нате – через две недели снова здесь.