Я хочу начать эту главу с воспоминаний о недавнем путешествии в Германию, где в маленьком провинциальном городке Хемниц, «в девичестве» Карл-Маркс-Штадт (1953-1990 гг.), живет моя тетка с сыновьями. Остановилась я у старшего брата — Рольфа. Три дня, проведенные в традиционной немецкой семье, укрепили меня в мысли о том, что они счастливые люди, ибо самой важной проблемой для них является вывоз мусора. Под раковиной на кухне гнездились четыре ведра. Я никак не могла запомнить, в какое именно бросать очистки, в какое — использованную батарейку, а куда — бумагу. Контейнер для пищевых отходов располагался в гараже. За его содержимым раз в неделю приезжали спецлюди и вывозили в поля, где использовали в качестве органических удобрений. А газеты и прочий бумажный мусор хозяева собирали в коробку в прихожей и сами отвозили на «мусорку», где остатки интеллектуальной пищи принимали бесплатно. Вместе с братом мы даже заехали туда. Вот это диво, так уж диво. «Мусорка» представляла собой заасфальтированную площадку, огороженную сеткой-рабицей. По периметру стояли гигантские контейнеры, в одном из которых была сложена старая мебель, в другом — вышедшая из употребления бытовая техника, в третьем — макулатура. «Мусорку» обслуживали красавцы в упоительно дорогих яркорыжих комбинезонах. Вся эта система показалась мне крайне разумной. Стеклотара и алюминиевые банки, деревяшки и тряпки — все это обретало вторую и третью жизнь. Не говоря уже о том, что немецкие мусоросжигательные заводы отапливают полстраны. А что же у нас? Этот вопрос так и оставался для меня открытым, пока в один прекрасный выходной день не произошло вот что.

Я ехала по Киевскому шоссе из Москвы в сторону области и обратила внимание на гигантскую гору. Похожая на ровно уложенный холм для катания на лыжах, издали она не произвела на меня зловещего впечатления. Только потом мне объяснили, что это вовсе не новомодный горнолыжный клуб. Это была одна из самых больших и самых близких к Москве мусорных свалок — Саларьево. Туда ежедневно свозили тысячи тонн мусора, и каждый день свалка прирастала новыми буферами, подминая под себя окрестные дома, кладбище и прочие соцобъекты. Вот тогда-то мне и пришла мысль провести расследование об особенностях российского мусороваления. Мы с коллегой Андреем Калитиным стали разрабатывать эту тему и тут же обнаружили, что на рынке переработки ТБО (твердых бытовых отходов) бушуют нешуточные страсти.

Я приглашаю вас в необычное путешествие по свалкам родины. Ничему не удивляйтесь. Все, о чем я вам расскажу, происходит каждый день под носом у чиновников самого высокого ранга. Но им выгодно закрывать на это глаза и отводить носы. Мусорный бизнес приносит большие доходы, особенно когда все происходит без документов, а лишь на основании договоренности с какими-то чиновниками. Это и есть мусорная мафия.

Итак, небольшой ликбез для городских жителей. Каждый год только Москва выбрасывает около 10 миллионов тонн мусора. Если это количество ровно разложить в пределах Садового кольца, высота помойки достигнет полутора метров. Столичные свалки уже давно закрыты, и все отходы вывозят в область. Каждое утро к городским и районным помойкам подъезжают грузовики. Они принадлежат частным фирмам или государственным предприятиям, с которыми районные управы заключают договоры на вывоз бытовых отходов. Мусоровозы, забив свои кузова до отказа, отправляются в область, чтобы сбросить все содержимое на полигоны. Десятки лет под них приспосабливали песчаные карьеры. По правилам, как только карьер заполнится, его необходимо засыпать грунтом и законсервировать. Но на практике все выглядит иначе. Большинство свалок вокруг крупных российских городов давно уже переполнены, лимиты на количество мусора превышены в десятки раз, но отходы продолжают сваливать. Большинство перевозчиков предпочитают действовать нелегально. Водитель одной из таких контор рассказал нам о тонкостях своей работы. В частности, для того, чтобы вывезти мусор, надо получить талон в соответствующем надзорном органе. Официально он стоит 10 тысяч рублей. Неофициально — пять тысяч. Но можно сэкономить еще больше. Любой полигон берет за услуги утилизации определенную сумму, утверждаемую местными органами власти. Эта сумма должна тратиться на мероприятия по поддержанию экологической безопасности. Но. Всегда можно что-то недоделать, сэкономить или вообще ничего не делать и все деньги для присыпки ТБО грунтом положить в карман владельцу. Но самый мощный доход приносят несанкционированные свалки. В Московской области каждый год образуется около двух тысяч таких помоек. Именно они и являются местом прокручивания миллионов рублей, неучтенных и ушедших из-под государственного контроля. Противостоять этому криминальному беспределу пытаются сотрудники Управления административно-технического надзора Московской области. Но их сил и возможностей явно недостаточно. За всеми свалками не уследишь.

Четыре года назад недалеко от деревни Саларьево выросла гора высотой 150 метров — это так называемый Хованский полигон — несанкционированная свалка, с которой и началось наше расследование. Мы еще не знали, что подвергнем свои жизни реальной опасности и окажемся в плену у королей «мусорной мафии». В деревню Саларьево днем и ночью приходят «левые» машины с мусором. Водители, нелегально сбрасывая отходы в жилом районе, экономят и деньги, и бензин. Ехать-то от Москвы недалеко. Смешливая старушонка Нина Афанасьева в Саларьеве родилась и прожила всю жизнь. Она знает про свалку все, но говорить об этом на камеру женщина побоялась. Так и сказала — убьют. И лишь когда выключили аппаратуру, она зашептала, что туда часто привозят трупы, да и бомжей на свалке гибнет предостаточно. Бывало слышно, как они кричат, когда их экскаваторы давят. «Хованская помойка» находится на границе с крупнейшим в Европе Николо-Хованским кладбищем. Мы нашли проводника. У Елены Шеленковой, синхрониста-переводчика по профессии, на этом кладбище похоронена вся семья. Елена приезжает сюда почти каждый день. И вот почему. Она боится, что мусорная свалка накроет могилы ее родителей и трагически погибшей 20-летней дочери. За последние два года женщина изучила все кладбищенские уголки и тропы. Полигон затопил западную часть Хованского кладбища. Зимой люди не могли хоронить здесь своих близких. Желто-зеленая жидкость со свалки топила все вокруг. Могильщики по пять раз перезахоранивали гробы.

Через мастерские, где делают гранитные плиты, Елена провела нас на территорию свалки. Мы старались идти быстро и тихо, чтобы не привлечь внимание охраны. Нас предупредили, что совсем недавно здесь разбили фотоаппарат французскому журналисту, а буквально за месяц до нашего приезда избили корреспондента газеты «Известия». Все это — дело рук охранников свалки. Они — одно из звеньев мусорной мафии.

Мы поднялись на засыпанную грунтом мусорную гору, и нам открылся потрясающий вид на Москву и область. Гигантское кладбище сверху казалось маленьким пятнышком. История этой нелегальной свалки уникальна. Когда-то земли вокруг Хованки предназначались для сельскохозяйственных нужд. Но в марте 2005 года 89 гектаров выкупила частная компания «Эком». О том, что на этой территории будет организована свалка, покупатели не обмолвились и никаких разрешительных документов получать не собирались. На Хованском поле закипела работа. Сотни машин ежедневно привозили сюда тонны промышленных и бытовых отходов, которые бульдозеры засыпали грунтом и утрамбовывали.

Здесь же жгли арматуру с резиновой изоляцией, и тогда всю территорию Николо-Хованского кладбища заволакивали черные клубы токсичных газов. «Мертвым уже все равно», — видимо, решили хозяева полигона. А как быть с живыми? С этим вопросом мы было обратились к министру экологии правительства Московской области Алле Качан. Но Алла Сергеевна не нашла свободного времени и отказала нам в интервью.

В марте 2006 года Генеральная прокуратура России официально заявила, что все, происходившее в течение полутора лет на Хованском полигоне, — абсолютно незаконно. Сейчас возбуждено уголовное дело по статье 330 — «Самоуправство». Теперь за порядком на полигоне следят представители Управления административно-технического надзора Московской области, к руководству которого мы и обратились. Именно это ведомство обязано противостоять сбросу мусора на Хованской свалке. Сотрудник управления заверил нас, что место закрыто и там дежурит только охрана. Но зачем на закрытой свалке охрана? Для того, чтобы ночью не завозили мусор? Или, наоборот, для того, чтобы за наличные деньги этот мусор принимать...

Мы не сразу заметили приближающихся к нам мужчин. Их было двое. Елена Шеленкова узнала этих людей. Именно они за месяц до нашего визита набросились на нее и разбили лицо. Тогда Шеленкова пыталась в одиночку поговорить с хозяином свалки. Калитин только успел крикнуть женщине: «Убегайте!» Шеленкова рванула в крошечную калитку и растворилась среди могил. За спиной Андрея будто из-под земли выросли еще пять человек. Люди в черном не назвали ни своих имен, ни организацию, которую представляют. Документов у них тоже не было. Кали-тин и наш отважный друг, прошедший огонь, Чечню и прочее, — оператор Андрюша Терешенков — действовали очень спокойно и смело. В процессе разговора мы выяснили, что эти люди «сажают здесь цветы и деревья». Правда, все выходы со свалки они предусмотрительно перекрыли. На вопрос, как покинуть полигон, вожак «цветоводов» по имени Александр любезно предложил два пути—любо нам разобьют камеру, либо закопают в мусорных отходах. Мы сказали, что готовы принять расплату за грехи журналистские, но только после разговора с их начальством. Александр по телефону сообщил о нашей группе своему боссу — некоему Олегу Александровичу. Мы стали ждать.

Калитин понимал, что взявшие съемочную группу в кольцо охранники — пешки в очень серьезной криминальной иерархии, во главе которой стоял «мусорный король». Пока на Николо-Хованском кладбище съемочная группа ждала хозяина свалки, от которого, судя по всему, зависела дальнейшая судьба расследования, мимо пронеслись четыре мусоровоза. Хозяин свалки Олег Александрович, прибывший на место нашего ареста на иномарке с тонированными стеклами, мог бы объяснить, почему на Хованский полигон незаконно свозился мусор. Но общаться бизнесмен категорически отказался. Узнав, что наши съемки в Саларьеве только начались и ничего особенного мы снять еще не успели, он решил освободить съемочную группу из плена, то есть вышвырнуть нас подобру-поздорову.