— Да, понимаю… — пробормотал мистер Тодхантер, поблагодарил и откланялся.

Однако же он не позвонил Читтервику и не направился к поверенным, а взял такси и поехал в Мейда-Вейл, на встречу, о которой договорился перед тем, как уехать утром из дома.

На встречу с миссис Фарроуэй.

Со смерти мисс Норвуд прошло три месяца, и миссис Фарроуэй, как нетрудно было предположить, даром времени не теряла. Переждав неделю-другую, чтобы муж несколько пришел в себя от удара, она твердой рукой вернула его в семью, уладила его дела и увезла на север, домой, — и вернулась в Лондон одна, как только пришло известие об аресте зятя. Фарроуэй остался дома. У него, правду сказать, в разгаре был душевный надлом, и мистер Тодхантер, услышав об этом по телефону, счел, что для Фарроуэя это лучший выход из положения. Во всяком случае, теперь он ни у кого не путался под ногами, не мог выступить свидетелем на процессе и, следовательно, не мог выставить себя в глазах света в известной степени подлецом и полноценным болваном.

Миссис Фарроуэй, таким образом, приняла его одна, хотя и дала понять, что Фелисити дома, еще не вставала с ночи. От девушки, на пару с которой мисс Фарроуэй снимала квартиру, похоже, недавно удалось избавиться, поэтому вторая спальня оказалась в распоряжении миссис Фарроуэй, если ей понадобится переночевать в Лондоне.

Первыми же словами, обращенными к гостю, она выразила благодарность за то, что мистер Тодхантер сделал для ее дочери.

— О Господи! — воскликнул мистер Тодхантер. — Совсем из головы вон! Да-да, пьеса! Так, значит, она еще идет?

— Еще идет? — Миссис Фарроуэй рассмеялась. — Ну, право, другого такого импресарио, как вы, нет на свете! Пьеса имеет успех. Огромный успех! И Фелисити тоже. У нее теперь имя благодаря вам. Но неужели вы и впрямь ничего не знали?

— Видите ли, у меня вылетело из головы, что надо следить за прессой, — виновато ответил мистер Тодхантер. — И потом я уезжал… на Борнео.

— В таком случае могу сказать лишь, что мы все от души вам признательны, и попозже Фелисити непременно выйдет, чтобы поблагодарить вас. Надеюсь, вы понимаете, что заработали целое состояние?

— Целое состояние? — скрипуче засмеялся мистер Тодхантер. — Вот уж нет. Понятия не имел. А что, правда? Что ж, значит, не зря… Значит, этот человек… как его… Бадд, кажется… справился с делом?

— Мистер Бадд выше всех похвал. Он взял на себя аренду театра и… ну, пусть лучше Фелисити посвятит вас в подробности. А теперь присядьте, прошу вас, мистер Тодхантер, и расскажите, что за дело у вас ко мне.

Мистер Тодхантер, устроив свое несуразно длинное тело на хрупком стуле, вытянул ноги перед собой, сложил ладони так, чтобы подушечки пальцев соприкасались, и поверх них глянул на миссис Фарроуэй.

— Вы, конечно, знаете, что Винсент Палмер невиновен, — без обиняков начал он.

— Да, — недрогнувшим голосом ответила миссис Фарроуэй. — Я знаю это.

— И конечно, знаете, — твердо продолжал мистер Тодхантер, — что это я убил мисс Джин Норвуд. — Он взмахнул рукой, словно отметая все возражения. — Дело слишком серьезное, чтобы ходить вокруг да около, миссис Фарроуэй. Давайте поговорим начистоту. Это я убил мисс Норвуд — и сделал это по причинам, которые по сию пору нахожу убедительными. Я ни разу об этом не пожалел, не пожалею и после того, как завершится этот несчастный судебный процесс. Но я хочу, чтобы вы точно себе представляли, как это вышло, чтобы субъект вроде меня, совсем для этого не пригодный, совершил убийство. Дело было так…

И мистер Тодхантер во всех подробностях изложил свою версию событий, начиная с того, как он узнал, что жить ему осталось всего несколько месяцев, и до того, как мимоходом услышал от спутника в Токио, что Винсент Палмер арестован. Он повинился в путанице с револьверами, рассказал о визите в Скотленд-Ярд, упомянул, как беспокоит его то, что аневризма может вдруг разорваться и тогда он не успеет восстановить справедливость, и, наконец, сообщил, какие шаги наметил себе предпринять в ближайшем будущем.

— Я хочу, — самым убедительным тоном заключил он, — чтобы вы пересказали своим родным то, что я сейчас вам рассказал. В первую очередь, конечно, дочерям, но и мужу, если, разумеется, у вас нет против этого возражений. Справедливость требует, чтобы они знали, как обстоят дела; но помимо того, что справедливо, это еще и необходимо, настоятельно необходимо. Вы меня понимаете? — И мистер Тодхантер посмотрел миссис Фарроуэй прямо в глаза.

— Понимаю, — тихо ответила та, — я…

И вдруг, к невыразимому смущению мистера Тодхантера, она разразилась слезами, вскочила, схватила его руку, поцеловала ее и выбежала из комнаты. Для сдержанной в обычных обстоятельствах женщины такое поведение было удивительно. Но, впрочем, и случай был необыкновенный.

Посидев некоторое время в нерешительности, мистер Тодхантер решил, что разговор с Фелисити вполне может подождать до другого раза, схватил свою шляпу и на цыпочках вышел из комнаты, из квартиры и, наконец, из дома.

— Боже мой! — запыхтел мистер Читтервик в телефонную трубку. — О Господи… так-так-так… Да, а как же… Все, что в моих силах… Да, само собой… Боже, Боже!

— Значит, вы приедете? — уточнил мистер Тодхантер.

— Да, немедленно. Господи, как это ужасно! Слов нет!