— Я же сказал — вопросы по номеру. Сначала прочтите небольшую статью. Если будем печатать, то надо ставить немедленно. Иначе… Сами знаете, Виталий Витальевич, чем дольше статья лежит в редакции, тем больше о ней знают в городе. А уходить, если уж вам так загорелось, надо красиво, громко хлопнув дверью и даже, по возможности, прищемив кому-нибудь хвост. Давайте, шеф, хлопнем вместе!

И Рыбников протянул главному серую пластиковую папку.

— Ты читал статью? — повернулся главный редактор к Шестову. — Что посоветуешь?

— Надо печатать, — сказал Гриша. — Тут Николай Павлович прав: если вы хотите уйти — лучшего способа хлопнуть дверью еще долго не представится.

— Ладно, — решился редактор. — Посмотрим, в какую авантюру вы меня втягиваете. Проходите пока… Петрович! Я почитаю, а ты слетай к Анне Ивановне, помоги чай накрыть.

Рыбников осторожно улыбнулся Шестову и подмигнул. Потом они успели чинно обойти большой участок, полюбоваться голубыми астрами, похожими на пучки лучей, успели испить чаю в беседке с вялыми от жары граммофончиками, отведать рыбного пирога Анны Ивановны, навестить суку Матильду, которая виновато облизывала трех толстых слепых щенков внеплановой вязки и неизвестной породы, успели посмотреть семейные фотографии и даже рассказать скучающей на даче старушке все столичные театральные сплетни, какие знали, потому что Анна Ивановна, бывшая балерина, других сплетен не слушала.

Да, почти час они томились на даче, а Виталий Витальевич, поднявшись в мансарду, где у него был кабинет и библиотека, все читал статью неизвестного ядерщика из Удомли, подписанную странным именем — Радий Тверской.

Рыбников исподтишка уже поглядывал на часы, прикидывая, как поздно они вернутся в редакцию. Придется самому идти в производственный цех, собачиться с его начальником или со сменным мастером, горлопаном и пьяницей, из-за срыва графика. Если, конечно, главный редактор благословит публикацию статьи. Ведь номинально, до выхода номера в свет, Виталий Витальевич несет полную ответственность за газету, хоть и отправил по инстанции прошение об отставке.

Впрочем, Рыбников был настроен напечатать статью и без редакторского благословения. Это, правда, грозило неприятными объяснениями за самоуправство — с работодателями в первую очередь. Тем не менее Рыбников решил рискнуть и мысленно перебирал достойные варианты будущих объяснений.

Наконец из мансарды спустился на грешную землю Виталий Витальевич и протянул знакомую папку. Рыбников нетерпеливо раскрыл ее и прочитал на полях статьи косые буковки: «Г. Рыбников! В текущий номер». Число и витиеватая роспись главного…

— Я там кое-что поправил, — сказал главный редактор довольно сумрачно. — И «врезик» написал на страничку. Больше в текст не лезь, Рыбников. Слышишь? Не лезь! А то специально задержусь на пару дней в должности и выгоню!

— Не выгоните, — нахально сказал первый заместитель.

— Я ответственный кадр. Как раньше выражались — номенклатура. А за смелость, Виталий Витальевич, низкий поклон! Думается, мы уроним на голову обывателю хорошую бомбу.

— Дурень, — вздохнул редактор. — Сорок лет, а все пацан. И меня до сих пор боишься. Вот и Шестова приволок, чтобы прикрыться в случае чего… Ну а ты, Григорий, зачем с ним потащился? Конец недели, сам холостой, время подумать о приятном уик-энде… С какой-нибудь Марусечкой сговориться! А ты катаешься по дачам старых хрычей.

— Я приехал для усиления огневой поддержки, — сказал Гриша. — Должен был рассказать о радиофобии в Тверской области.

— А то я о ней не знаю, — вздохнул главный. — Не все время кисну в кабинете да на даче… Ладно. Валите в редакцию. Производственникам скажите, что виноват в задержке главный, — долго, мол, статью мариновал.

Через Минуту, пожав сухую крепкую руку редактора, поцеловав сморщенную лапку редакторши, они уже выкатывались из ворот дачного поселка. Гриша поневоле оглянулся. Старики еще стояли в калитке, и под солнцем, заметно склонившимся к закату, их головы белели, как два сиротливых одуванчика.

— Гони, Петрович, гони во все лопатки! — скомандовал Рыбников, доставая из папки редакторский «врезик».

Он пробежал взглядом бледную машинописную страничку и протянул листок Грише.

«Мы редко задумываемся, — прочитал Шестов, — до чего же хрупкий мир окружает нас… Много лет назад в России вышел роман „Страна заката“ норвежца Кнута Фалдбаккена. Герои романа, отчаявшись выжить в гигантском городе, сотрясаемом экологическими и социальными катаклизмами, переселились вместе с детьми на такую же гигантскую мусорную свалку. Здесь, среди отбросов и дерьма цивилизации, они постепенно возвращают навыки выживания в примитивной, почти первобытной среде — без машин, коммунальных удобств и общественных институтов. Прессы у романа почти не было. Слишком далекой, не задевающей нашего читателя угрозой казалось всем нам исследованное в антиутопии Фалдбаккена одряхление и вырождение человеческого сообщества в условиях перепроизводства. Мы в те годы только строили, вернее сказать, делали вид, что строим общество изобилия с условным названием „развитой социализм“.

Мне почему-то врезался в память этот роман, настолько врезался, что и теперь, спустя четверть века, я помню, как видите, его название, автора и фабулу. Меня, вероятно, тогда потрясла пророческая картина исхода человечества на свалку, исхода, логически завершающего историю мировой цивилизации. Ведь мы воспитывались на вере в другой исход, не менее химерический.

Прочитав статью о Тверской атомной станции, я поневоле подумал о романе Фалдбаккена. Еще одной ядерной катастрофы Россия не выдержит. Оставшиеся в живых обретут в качестве жизненного пространства бесконечную свалку, ибо ядерная катастрофа усугубит и переведет в качественно иную плоскость все нынешние экологические микрокатастрофы. Таким образом, не ожирение от изобилия, как в романе „Страна заката“, толкнет нас на свалку, не разочарование во всех духовных ценностях, но амбициозность обанкротившихся чиновных институтов, звериное бескультурье и рабская зависимость от иноземных энергетических программ. Господи, да вразуми думающих!»