— Ладно, — сдался Шмаков. — Подождите в коридоре. Часовой! Гребенкина ко мне…

Теперь перед Шмаковым уселся Гребенкин, потный и напуганный штабс-капитан, тоже маршрутник.

— Вспомните, — как заведенный пробубнил Шмаков, сдерживая зевоту, — вспомните, с кем из посторонних вы делились информацией о расписании постов?

— Из… посторонних? — выпучил глаза Гребенкин и взялся за виски. — Из посторонних… Вот ей-Богу, майор, чтобы мне детей больше не видать… Я посторонних почти не вижу, работа заела. Теша… Хоть и не совсем посторонняя… Но с ней, как понимаете, о расписании постов разговаривать неинтересно.

— Бросьте юмор, — посоветовал Шмаков. — Лучше вспомните, с кем из посторонних…

— Эх, Шмаков… — вздохнул генерал у экрана.

Он снова причастился из зеленой стопки и отправился в подвал, в следственную камеру. В спину ему из невыключенного видеофона бубнил Шмаков: «Вспомните…» В небольшом коридорчике перед камерой, под бдительным взглядом часового, маялись офицеры из маршрутной группы и шифровального отдела штаба. При появлении Димы они встали — хмурые, без поясов и оружия.

Генерал, не удостоив никого взглядом, вошел в камеру, где майор только что раскрыл рот для очередного вопроса.

— Погоди, Шмаков, — сказал генерал и положил тяжелую руку на витой погон Гребенкина. — Слушай, штабс-капитан… Войди в наше положение! Сразу скажу: никто тебя и не подозревает в предательстве. Лично я даю голову на отсечение, что ты действительно ни с кем из посторонних не болтал.

— Спасибо, господин генерал! — чуть не зарыдал дурак Гребенкин. — Я же… то же… майору!

— Да, — ласково сказал Бешеный. — Я установил… по своим каналам, что ты с посторонними не болтал.

— Спасибо, госпо…

— На здоровье. А теперь успокойся, вытри сопли и подумай, с кем из своих ты разговаривал в последнее время? Из своих, понял? Есть же друзья-приятели из других служб. Может, ребята из дивизионов интересовались.

— Сейчас, — облизнул губы Гребенкин. — Сейчас, господин генерал… Да точно! Говорил, но я же не знал… Я же не нарочно!

— Успокойся, — сказал Бешеный тихо. — Ну? Кто?

— Штабс-капитан Пахомов как-то спрашивал. Который из дежурной части. А что, нельзя?

— Ну, ему можно, — сказал генерал. — Еще кто спрашивал?

— Да! Капитан Стовба из восьмого дивизиона интересовался. У него один патрульный маршрут на Тверскую выходит.

— И ты сказал?

— Сказал, — опустил голову Гребенкин. — Маршрутные листы, господин генерал, кодируют, как вы знаете… в целях секретности, перед самым выходом на линию. А тут — объект «альфа». Лучше заранее знать, чтобы не прозевать. Вот я и…

— Хорошо, — сказал Бешеный задумчиво. — Еще кому-нибудь из наших говорил про расписание?

— Больше никому! Честное слово офицера.

— Иди пока, Гребенкин. А ты, Шмаков, позови Скачкова.

Вошел давешний сердитый полковник. В сильном свете настольной лампы генерал заметил, как на дряблых щеках полковника вспыхивает седая щетина.

— Извини, Павел Артамонович, что отдыхать не даем, — развел руками генерал. — У нас ЧП — протечка. Ты же старый работник органов, должен понимать. Собственно, мне картина ясна, но нужны уточнения. Поэтому соберись с мыслями и вспомни: кому из наших, понимаешь, из наших ты говорил о расписании постов. Штабных в расчет не бери.

Полковник, уронив голову к плечу, долго думал. Так долго, что Бешеный нетерпеливо заерзал на своем стуле.

— Вспомнил, Вадим Кириллович, — вздохнул наконец полковник. — Из наших, но не из штабных, только один человек разговаривал со мной о расписании. Как-то мимоходом, после недавней оперативки… Курили вместе. Он и сказал… Мол, людей катастрофически не хватает, а тут — проводка объекта «альфа». Да еще участок тяжелый — на Тверскую выходит. Ну, я посочувствовал.

— Ясно, — перебил генерал. — Кто тебе в жилетку плакался, Павел Артамонович?

— Из восьмого дивизиона замначопер. Он вместо командира на оперативку приезжал. А фамилию запамятовал — чудная фамилия, вроде нерусская. Симпатичный такой парень…

— Спасибо, — сказал генерал. — Иди отдыхай, Павел Артамонович. Фамилию мы сами вспомним.

Через полчаса генерал допросил всех. На листке бумаги он записал шесть фамилий. Вернее, четыре, потому что фамилия Стовбы повторялась трижды.

— Пацаном я строительный техникум закончил, еще до армии, — сказал Бешеный майору Шмакову. — Геодезистом выпустили… Хорошая специальность, тихая. Жаль, почти не пришлось поработать. Но кое-что до сих пор помню. Одна точка на местности — просто точка, Шмаков. Две точки тоже ничего не дают — ни направления, ни площади. А вот три… Если они на прямой линии, то дают створ. Или направленный вектор. А разбросанные по местности, три точки обозначают вершины треугольника, дают представление о площади. Ты все понял, Шмаков?