— В том и не прав! И он не прав, и ты.

Рыбников говорил с Марией по телефону уже на ходу, бросая в кейс свежие экземпляры «Вестника». А вскоре он сидел в большом строгом кабинете с зашторенными окнами — в старом особняке на Патриарших прудах, чудом уцелевшем после реконструкции столицы в конце двадцатого века. Развалившись в древнем кожаном кресле, с трудом сдерживая зевоту, Николай Павлович прихлебывал из саксонской чашки крепчайший кофе и наблюдал за Стариком, который внимательно читал статью в «Вестнике».

Несмотря на свои почти восемьдесят лет, Старик, восседавший за вычурным письменным столом, был еще очень крепок. И Рыбников, глядя на резкие движения, с которыми Старик делал пометки на полях газеты, думал: наверное, полвека политической деятельности — лучшее средство против старости. Не раз и не два Старик падал, преданный вчерашними товарищами по партии, но снова и снова, будто Ивашка-неваляшка, поднимался, отряхивался от грязи и бросался в самую гущу потасовки. Когда-то Старик руководил крупнейшими региональными организациями компартии, а потом из нее эффектно вышел и основал собственную, с программой из популистских лозунгов и призывов к возрождению хозяйственных и нравственных народных традиций. Одно время, когда Россия была только зависимой республикой в составе Союза, Старик возглавлял законодательные комиссии Верховного Совета и в этом качестве всемерно способствовал развалу империи. В новом государстве он недолго работал премьером, но не ужился с хваткими молодыми деятелями. Нынешний российский президент в первый год своего правления сделал все, чтобы убрать Старика с политической арены, — он не хотел терпеть рядом сильную личность. «Отдыхай, в политику я тебя больше не пущу», — якобы сказал президент. «Посмотрим», — якобы сказал Старик.

Рыбников поглядывал на крупное мясистое лицо с перебитым, как у боксера или у каторжника, носом, на седой непокорный чубчик и жесткую щетку усов, поглядывал на Старика и думал, что неблагодарный сопляк из Кремля до сих пор его боится, — недаром вокруг резиденции отставного премьера толчется столько филеров, плюнуть некуда… Плотные ребята в свободной одежонке выглядывали чуть ли не из каждого подъезда по всему Ермолаевскому переулку — бывшей улице Жолтовского. Машину Рыбникова, конечно, уже засекли, хоть он и бросил ее на Спиридоньевской. Впрочем, СГБ и так знает о контактах Рыбникова со Стариком. Ничего не поделаешь — либо грудь в крестах, либо голова в кустах…

— Неплохо, — сказал наконец Старик, снимая очки. — Неплохо…

Голос у него был зычный, чуть скрипучий, привыкший без всяких матюгальников перекрикивать оппонентов на сборищах.

— Соли на хвост «Космоатому» насыпали… Но в нашем положении, Рыбников, надо идти до конца, не миндальничать. А ты, голубь, мое задание так и не выполнил! Я просил, если помнишь, лягнуть нашего кремлевского мечтателя. В редакционном послесловии к статье просто необходимо было написать: «Космоатом» выходит из-под контроля всех институтов власти, в том числе и Президентского совета, и самого президента. А это чревато созданием непредсказуемых структур и ситуаций. Вопрос: нужны ли нам в обстановке экономической и социальной нестабильности такие структуры, с одной стороны, и нужны ли нам руководители, которые не могут контролировать ситуацию, с другой стороны?

— Я так и написал, — не моргнув глазом сказал Рыбников. — Однако в полосу не влезло. Тут, видите ли, набор и так мелковат — семь с половиной пунктов, если мерить по-старому… У нас же основной набор — восемь пунктов. Иначе трудно читать, подписчики жалуются. Кроме того, по полиграфическим условиям…

И Николай Павлович долго объяснял, почему не смог поставить редакционное заключение. Старик терпеливо его выслушал и усмехнулся:

— Брешешь ты, Рыбников, кожей чувствую… Я тебя понимаю! После того как «Вестник» гавкнет на президента, завтра же в редакцию нагрянут шакалы из налогового управления. Просто так, с плановой проверкой. Найдут десятку, сокрытую от налога, и приостановят издание… Верно? Ну, так и скажи, что в штаны наложил. А то сидит тут, едрена мать, семь пуков, восемь пуков…

Рыбников сделал лицо незаслуженно обиженного человека, а сам подумал: если такой умный, куда же меня толкал! Президент у нас нравный, не любит, когда по мозолям ходят… Зачем ему лишний раз напоминать, что он не контролирует ситуацию? И не только в «Космоатоме».

— Теперь надо формировать дело с «Вестником». Пора начинать бузу и менять учредителей. Мне эти ханжи из демохристианской шарашки уже в печенках сидят. А с писателями разберемся… Они всегда были сообразительными ребятами, с хорошими, чуткими носярами. Провернешь нормально кампанию — будешь главным редактором. А на следующий год, Бог даст, сами начнем формировать правительство. Как только Европа разберется, в какую бездонную задницу она деньги сует, так и начнем. Я помню о верных людях, Рыбников. Товарищей по борьбе не забываю. Но и трусов не люблю! А еще земляк, чалдон…

На Спиридоньевской к Рыбникову пристал пьяный парень, от которого не пахло спиртным. Рыбников выхватил пистолет и сказал раздраженно:

— Не умеешь работать, сынок! В следующий раз полощи водкой рот… А хозяевам скажи, пусть больше таких дураков не посылают!

— Уберите пушку, господин сотник! — забормотал парень, озираясь. — Я от Семенова… Целый час возле вашей машины рисую, уж опасаться стал — заметут, черти… дайте хоть закурить для блезиру, что ли!

Рыбников спрятал пистолет и вынул коробку с сигаретами. Они дружно закурили, искоса разглядывая тени в подворотнях.

— Пошли, — буркнул Рыбников, — в машине расскажешь.

— Семенов велел передать, — зашептал связник, едва они забрались в «ситроен», — что возле вашего дома нечисто! Но на эсгебешников не похожи — настырно себя ведут. И в дверь звонили, и по телефону. Семенов их там пасет, а меня к вам послал. Семенов советует переночевать на Ходынке, от греха подальше, а он разберется.

Разберется, подумал Рыбников, выруливая на Садовое кольцо. Хорошо, что жена с детьми в пансионате на Шерне… Напугали бы эти звонари! Наверняка в «Космоатоме» всполошились — из цензуры кто-то стукнул о статье. Значит, сидит в цензуре гудочек… Вычислить нетрудно, но противно. Денежки ведь регулярно получают — именно за молчание. Выходит, «Космоатом» больше платит — именно за гудки.