Еще до того как осознал, что делает, Петручо прикрикнул:

– Ваши высочества, а не полагается ли вам сейчас набираться сил перед дневными лекциями? Не ждет ли вас теплая постель и девятый сон?

Он не ошибся. Малыша звали Ричардом. Ему заломил руки Кэн, сын лорда Бельгора Тауса, лорда Таусширского. А раздавал тумаки Альберто, принц Аргестийский. Мальчик пытался вырваться, но и не думал просить прощения. Он только тихо сопел, получая очередной тычок в бок.

– Чего тебе, служка, - шикнул Альберто. Принц ощупывал укушенную руку.
– Иди себе куда шел. У нас с принцем Делийским серьезный разговор.

– И вы трое с удовольствием передадите, о чем шла речь, самому архигэллиоту, - медленно, с расстановкой, сказал Петручо. Сон как рукой сняло. Он забыл, что стоит в одной сорочке и не производит ровным счетом никакого грозного эффекта. Но это и не требовалось. Солнцеликий не тот человек, чьим именем можно пренебречь.
– Так как, мне стоит доложить ему о вашей беседе, или же вы трое случайно столкнулись на лестнице? Скажем, когда хотели справить малую нужду в саду?

Альберто досадно поморщился. Петручо грубил, но делал это грамотно. Принц посмотрел на подельника и покачал головой. Кэн отпустил мальчика. Дик шмыгнул носом и потер ушибленные места. Мальчик стал возле Петручо и угрюмо смотрел на своих обидчиков.

Служка ободряюще похлопал мальчика по плечу и пожелал спокойной ночи. Сегодня его не тронут. Но отстанут ли? Петручо знал, что нет.

Когда он повернулся к принцам спиной, Альберто поцокал языком и с придыханием сказал:

– Хорошенько ублажи старичка, служка. Он ведь так любит своих мальчиков... Во всех местах.

Альберто и Кэн заулюлюкали и запели вслед Петручо похабные песенки.

Он стиснул зубы. Слова не ранят. Слова лишь ветер. Непослушный воздух, что вырвался из человеческого рта.

Архигэллиота оскопили в детстве, чтобы уберечь голос молодого хориста от огрубения. В Обители Веры никто не смел шутить про главу церкви. По крайней мере, прилюдно. Но Петручо знал - толки ведутся постоянно. И с каждым разом архигэллиоту приписывали все более тяжкие грехи.

Вначале он пробовал обелить его имя, говорил о доброте и святости Иноккия, но никто не верил.

Петручо забрали из дому в непогожий день. Была гроза, и шел ливень. Он так и не попрощался с Марией. А потом была пышущая жаром комната и раскаленный добела инструмент.

Всем наплевать, что Солнцеликий спас юношу от того, чего не смог избежать сам. Но только не Петручо.

Юноша отворил инкрустированную золотом дверь. Кое-как зажег свечу впотьмах. Иноккий, весь в поту, с очень бледным, словно у покойника лицом, сжался на кровати и массировал грудь.

– Мой мальчик, ты так долго шел ко мне, - прошептал старик.
– Они опять снились мне. Клещи, залитые темной кровью. И запах, боги, я словно опять очутился там, на столе, привязанный и беззащитный. Клещи терзали плоть, смердело горелым мясом. Сердце, как оно колотится...

Петручо присел на край кровати и помассировал грудь старику.

– Успокойтесь, это сон, только сон.

Архигэллиот застонал и схватил его за руку.

– Я спас тебя, мой мальчик. Хотя мог и не делать этого. Мир порочен, скверна среди нас. Только самые достойные воспротивятся ей. Стань таким человеком. Стань таким же справедливым, как я. Стань лучше, чем я. Обещай мне.

– Я обещаю, - сказал Петручо.

Иноккий до боли сжал его руку. Колючие глаза архигэллиота буравили насквозь. Но Петручо не испытывал страха. Он верил, что старик не способен причинить ему зло. Поэтому он не отвел взгляд, и продолжал массировать грудь, пытаясь унять сердечную боль.

– Хорошо, - казалось, Иноккий убедился в том, что слова проникли в душу юноши и немного успокоился.
– А теперь расскажи мне притчу из Книги Таинств.

– Какую, Ваше святейшество?

– Не важно. Главное, чтобы она была о достойном человеке. Таком же, как мы с тобой.

Глава 4

Доверие

Квази сплела сложный узор заклинания. На старом пепелище расцвел огненный тюльпан. Сырые дрова задымились, едкий запах проник в ноздри. Лотт чихнул, прикрыл лицо рукавом.

– Я опустошена, - грустно сказала неверная.
– Ни одной частицы Силы внутри, ни одного заклятья на душе.

– На душе?
– переспросила Кэт. Желтоглазая укуталась в дорожный плащ и представляла собой говорящий ворох одежды. Только изредка из-под ткани появлялась чаша, зажатая в татуированной руке. Покорившая-ветер черпала из котла отвар из мяты, эстрагона и лавра; медленно пила его, прицокивая языком.

– Старая присказка людей моего ремесла, - улыбнулась Квази. Чародейка прислонилась к стволу раскидистого вяза и прикрыла глаза, слушая звук капели.
– Мы, имеющие Дар, зависим от Мест Силы. Черпаем из них энергию, сколько сможем удержать. Некоторым хватает на месяц. Другим на неделю. Я продержалась полгода.