Клава. Коля, это хорошо, что ты такой богатый и щедрый, но чтоб выйти замуж, я ж должна тебя тоже как-нибудь полюбить.

Микола (беспечно). Та полюбите.

Надежда. Конечно, полюбишь. При таких-то деньгах.

Микола. Я ж не только богатый, я хороший. Не курю, пью только в компании, в быту скромный. Женщину ни одну, даже Галку, ни разу пальцем не тронул. Так шо с этой стороны не беспокойтесь.

Клава. А что я буду делать?

Микола. Ничего. Если захочете поработать, можете в ритуальной услуге сидеть, заказы принимать, деньги считать. Зато вам будет усе, шо ваша фантазия вам подскажет. Бассейн, джакузи, массаж, косметика, лифтинг. Захочете грудь увеличить или пирсинг на пупке сделать — та будь ласка. Та шо там пирсинг! Крематорий назову вашим именем.

Клава. Что-о?!

Микола. Ну, шо-нибудь другое. Я собираюсь дизельэлектроход купить на Черном море. Он называется «Павло Тычина», а я переименую и большими золотыми буквами по борту напишу: «Клавдия Грыжа».

Клава. Это кто — Клавдия Грыжа?

Микола. Та вы ж будете. Когда за меня выйдете. Моя ж фамилия Грыжа, и ваша будет Грыжа.

Клава (отодвигает колье). Спасибо, Коля.

Микола. За шо спасибо?

Клава. За то, что дал посмотреть.

Микола. Клавдия Степановна, ну шо ж вы меня обижаете? Я ж вам от чистого сердца.

Клава. Коленька, извини, пожалуйста. Я знаю, что ты хороший. Еще даже когда тебя посадили, а я совсем девчонкой была, я даже маме говорила, что ты хороший, добрый человек, матом не ругаешься и женщин не бьешь, хоть и бандит, — но Грыжа, Грыжа, если меня будут звать Грыжа, я просто умру.

Микола (разочарованно). А-а, так? Значит, вы, Клавуся, тоже украинофобией страдаете?

Клава. Да ты что, Коля! Какая фобия! Мои родители работали на Украине, папа — в обкоме, мама — в филармонии, и я в Днепропетровске ходила в школу. И даже несколько украинских стихотворений помню: «Тепер Эней убрався в пекло, прийшов зовсим на инший свит. Там все поблидло и поблекло, нема не мисяца не звизд. Там тильки туманы велыки, там чутни жалибные крики, там мука гришным не мала. Эней с Сивиллою глядили, якие муки там терпилы, якая кара всим булла». Видишь? Помню еще. Но Грыжей я быть не могу. Был бы ты Приходько или Черниченко, да хоть Подопригора, — тогда дело другое. А то — Грыжа.

Микола. А шо Грыжа? Грыжа — это же не болезня, а такая фамилия. Мой прадед дворянский титул имел и был Грыжа. И у Красной армии комкор был Грыжа Александр. Та и я ж тоже, можно сказать, без пяти минут олигарх, а фамилия Грыжа. И шо? Если вы у Днепропетровске, а то даже и у Киеве скажете, шо ваша фамилия Грыжа, то уси будут вам низко кланяться и запомнят, когда у вас день рождения.

Надежда. Клава, подумай!

Клава. Нет, мама.

Микола. Шо ж, Клавдия Степановна, разрешите, как говорится откланяться (Забирает колье, направляется к двери.)

Надежда. Коля, подожди!

Микола. Та чего там ждать. Я к вам, Надежда Тимофеевна, извиняюсь сердечно, приехал со всею душой и никак не думал, шо здесь найду оскорбление моей фамилии и моего национального чувства. Так шо, как говорится, будьте здоровы, живите богато.

Микола уходит.

Надежда. Дура ты, дура, такого жениха прогнала!

Клава. Мама, а ты хочешь, чтобы твою дочку Грыжей называли? И согласна, чтоб я сидела в крематории и деньги считала?

Надежда. Какая разница, где сидеть. Это же бизнес. А в бизнесе главное — было бы что считать.

Открывается дверь соседней комнаты, входит заспанный Филипп.

Филипп (скрывая зевоту). Здравствуйте.

Надежда. Поспали?

Филипп. Э литтл. Немного. (Протягивает руку Клаве.) Филипп.

Клава. Клава.

Филипп. Тоже Клава?

Клава. Что значит «тоже»? Я Клава Былкина.

Филипп. Вы Клава Былкин?

Клава. Да, а что?

Филипп. О, ничто. (Достает из кармана фотокарточку упитанной женщины, сначала сам сравнивает ее с Клавой, потом показывает Клаве). Вот Клава Былкин.

Клава (смеется). Да, узнать непросто. Но это я до диеты. А теперь — после.

Филипп. После диета. А зачем диета? Для что?