— Не удивляйтесь, — выпрямился Гартман. — Я член националь-социалистической партии. На свете много всяких партий, у каждой своя эмблема. У нас вот это…

— Вы… фашист?

— Я горжусь этим! — резко бросил он. — Фашизм — это молодость мира, его будущее. Мы, националь-социалисты, призваны обновить мир… Да, да, мы, черт возьми, перевернем все вверх дном и добьемся своего!

Поезд тронулся. Гартман вскочил на подножку, вскинул руки, как бы показывая, куда надо идти для обновления мира.

Галина в испуге метнулась в толпу, побежала, не решаясь обернуться.

Ей было страшно.

Подхватив носилки с раствором, Ладейников и Порфишка шли наверх по скрипучим настилам. Шли, как всегда, молча: под таким грузом не до разговоров! И все же Порфирий нарушил молчание, заговорил об артистах, которые будто приехали на Магнитострой.

— Посмотреть охота. Сроду не видал… Вот только не знаю, сколько за вход берут. Целковый, говоришь? Да ты что, это же буханка хлеба!

Узнав цену на какой-нибудь товар, Порфишка прежде всего прикидывал в уме, а сколько же на эти деньги можно купить хлеба? Подсчитав наконец, что три или четыре буханки, с грустью говорил:

— Хороша штука, да цена ее портит.

Продавец в сердцах бросал товар на полку: «Ну и покупатель пошел — за душой ни гроша, а тоже из себя корчит!»

— Скупердяй ты, Порфирий, — сказал однажды Платон. Тот не обиделся и лишь со всей серьезностью стал доказывать, что хлеб — всему голова.

— Да разве ты поймешь? — выкрикивал он. — Вырос в городе и ничего о хлебе не знаешь. Ведь он, хлебушко, готовым с неба не падает, с потом и кровью его возделывают. А сколько надо терпения! Крестьяне по колоску, по зернышку его собирают… И цена ему вовсе не та, что мы в лавке за него платим. Не будь советской власти, спекулянты, торгаши всякие три шкуры бы за него драли!

— Ну чего стал? Тяжело на месте.

— Целковый за билет… Подумать только!

— Ладно, за мой счет.

— А у тебя что, шальные деньги? Ты кто, купец аль нэпман какой?

— Я рабочий! А вот ты — лотошник, проторговавшийся на спичках, — серчал Платон. — Выверяешь все, подсчитываешь. Подумаешь, на рубль больше на рубль меньше. Да если хочешь знать, билеты уже куплены. Иди, чего остановился!

Не успели они сбросить раствор с носилок, как послышались удары о швеллер. А еще минуту спустя донеслось:

— Кончай работу! Все вниз!

Оказалось, созывает людей сам прораб. Вообще он редко подает голос, но если уж подаст, так и знай, неспроста — митинг или собрание важное. А еще бывает «накачка», в целях профилактики, как он сам говорит. Вот и сегодня, видать, кого-то для «накачки» выставит. На таких собраниях обязательно кто-нибудь из парткома или постройкома присутствует. Сам Кузьмич говорит мало, больше ударники, активисты: на то и парторгом выбрали — умеет массы поднимать.

— Может, Глазырина за тот раствор?

— Может, и его, — отозвался Порфишка. — И опять заговорил об артистах: — Интересно, что они там показывают? Не опоздать бы.

— Успеем.

Когда спустились вниз, возле бытовки уже собралась большая группа рабочих: парни и девчата сидели на бревнах, на кирпичах; некоторые стояли. На кучу гравия, не спеша, поднялся Кузьмич. Снял кепку, обнажив густые седеющие волосы.

— Летучий митинг считаю открытым! — громко произнес он и предоставил слово секретарю комсомольской организации Плужникову.

Подумалось, секретарь соберется с мыслями и начнет костерить нерадивых. Сперва, понятно, Глазырина… Ему, Плужникову, все известно: сам каменщик, на кладке работает. Сотни людей в лицо знает. Но тот потоптался на куче гравия и неожиданно заговорил об отдыхе молодежи.

— Ни парка у нас, ни стадиона… танцевальной площадки — и той нет! Был бы лес поблизости, можно на массовку выехать, а то ведь нет его, леса; степь да степь кругом, от жары все выгорело. Где же нам проводить свой досуг? Как организовать культурный отдых?.. Стою вот, смотрю на вас и думаю: а не отсюда ли начинаются все наши беды? Наши несчастья?..

— Кто это говорит? Как фамилия? — послышалось сзади.

— Не мешай. Дай послушать.

Платон обернулся и узнал новичка, недавно прибывшего на объект. Пояснил:

— Кирюха Плужников, комсорг.

— Работа нашего клуба поставлена из рук вон плохо, — продолжал оратор. — Да и теснотища, духота… А в бараках — картежная игра, всякие иные «прелести», о которых вы знаете не хуже меня. В общем, после этого неудивительно, что молодые люди покидают стройку… Нам нужен парк культуры и отдыха. Нужен, как хлеб, как воздух! — Плужников резанул ребром ладони по горлу: — Вот так нужен! Затягивать с этим вопросом — значит нанести еще больший урон стройке, самим себе!.. Есть предложение, сегодня, сейчас, взять лопаты и выйти на место будущего парка для посадки деревьев. Саженцы уже завезены, и откладывать их высадку в грунт нельзя!