Оба они молчали.

–  Я спрашиваю: кто ее ударил?!
– яростно проговорил он, разделяя каждое слово по слогам.

–  Ну, я, - тихо произнес Усольцев.

–  Идиот!
– выругался Таганцев.
– Баран недоделанный! Что ты натворил?!

–  Нет, нормально, бригадир, да?!
– обиженно и горячо заговорил Усольцев.
– Было бы лучше, если бы она нас тут всех положила, да?! Ты чего вообще несешь?! Ты с каких болтов на своих пацанов наехал?! Да мы вообще тут в этом говне из-за тебя болтаемся!

–  Рассол!
– прикрикнул на Усольцева Лопатин.
– Ты базар фильтруй! А то раздухарился не по делу.

–  А чего фильтровать-то?!
– не унимался молодой и вспыльчивый Усольцев.
– Эта коза нас всех тут перевязала зачем-то, а мне - базар фильтровать?! Ты, может, с ней заодно, Таганка?! Колись давай!

Вот последние слова он произнес напрасно. Таганка побагровел.

–  Ты кто такой, сынок, чтобы я перед тобой ответ держал, в натуре?!
– и медленно пошел на пацана, сжимая свои здоровые кулачищи.
– Щенок ты мокрый! Сявка дешевая! На кого ты, сучонок, пасть свою разинул?! Да я ж тебя сейчас зубами загрызу!

–  Эй, ты чего?
– опасливо начал отступать к дальней стене Усольцев.
– Братуха, не надо! Тормози! Я погорячился!

–  Вот и заткни хайло!
– довольно грубо крикнул ему Лопатин из-за спины Таганцева.
– Андрей! Погоди!
– окликнул тут же бригадира.
– Она жива!

Настя действительно стала подавать признаки жизни. Кровь, правда, сильно залила ее лицо и волосы. Веки с трудом разлеплялись. Но плотно сжатые губы разомкнулись, небольшие ноздри чуть дернулись в едва уловимом движении. Она даже шевельнула рукой.

–  Настя!
– крикнул Андрей и, моментально позабыв об Усольцеве, тут же оказался возле нее.
– Настюша, очнись!

Наконец она открыла глаза. Андрей, едва касаясь, провел ладонью по ее щеке, улыбнулся.

–  Ну, жива? Вот и хорошо.

–  Что ты сделаешь со мной?
– спросила она.

–  Как всегда - ничего, - ответил он.
– Я уже начинаю привыкать не реагировать на твои пакости. Оставайся здесь. А мы уходим. Быстро собирайтесь!
– Повернулся он к Лопатину и Усольцеву.

В первую очередь братва проверила оружие и рассовала по карманам боеприпасы.

–  С этим как поступить?
– спросил Сергей Лопатин, взглянув на кучу бумаг, которые они по глупости своей сначала приняли за деньги.

–  Оставь, - распорядился Таганцев.
– Мы ими вряд ли сможем воспользоваться.

–  Андрей!
– ослабевшим голосом позвала Настя.

Он посмотрел в ее сторону. Безразлично. Спокойно. Холодно.

–  Торопитесь. С минуты на минуту здесь будет группа захвата.

–  Так, все. В машину!
– скомандовал Таганцев.

Но стоило им выбежать во двор, как в небе появился рокочущий вертолет. Зависнув над поляной неподалеку от избушки, машина медленно раскачивалась на одном месте, удерживая высоту не более шести-семи метров. Садиться летчик опасался, чтобы не угодить в зыбкое болото, которое вполне могло скрываться под травяным покровом. Дверь «вертушки» отворилась, и оттуда выбросили трос.

Таганка знал: на таких тросах на землю спускаются десантники. И в своем предположении не ошибся. Один за другим от борта стали отделяться люди в камуфляже и стеклопластиковых шлемах-полусферах на головах.

Кроме того, в проеме вертолетной двери появился пулеметчик, который тут же открыл огонь длинными очередями, обеспечивая таким образом десантирование всей группы.

Таганке и двум его друзьям удалось остаться незамеченными и спрятаться за джипом, стоящим возле дома. Но ведь огонь пулеметчик вел непосредственно по строению, заведомо зная, что там находится Настя!

Слава богу, у нее хватило сообразительности тут же выпрыгнуть в боковое окно.

Спецназовцы, уже спустившиеся на землю, побежали к дому - так же, как и пулеметчик сверху, открыв шквальный огонь.

Теперь уже и у самой Насти не оставалось сомнений в том, что никто беречь ее жизнь не собирается. Этот десант штурмовиков высадился сюда, чтобы уничтожить всех, включая Рубинову.

Рассредоточившиеся у дома бойцы выстроились в своеобразную подкову и пошли вперед, стреляя на ходу по окнам бревенчатой избы. В конце концов они обнаружили притаившихся за джипом бандитов и перевели огонь на них.

Таганке, Лопатину и Усольцеву ничего не оставалось, как только вступить в перестрелку.