Шрифт:
— А вот не знаю, — опустив руки, уже спокойно ответил Борис. — Рассудок мой помутился. Сам не ведаю, что творю. И это страшно, Дуняша, страшно, — с пугающей вялостью признался он. — Передать тебе не могу, как ужасно не быть хозяином собственному телу, своим рукам и ногам. Как подумаю, что я убиваю, в петлю, в огонь, в воду… Куда угодно захочется, лишь бы не жить.
Глава 28
Безысходность брата передалась Евдокии — она пришла в ужас и мгновенно восстала.
— С чего ты маньяк? — закричала она, нервно забегав по коридору. — Флакон, полный крови? Ерунда! Что с того, что флакон? Да его кто угодно мог тебе подложить!
«Пенелопа и подложила!» — мысленно решила она и с убежденьем заключила:
— Маньяк хитер и затейлив. Он игрушки играет. Его творчество — зло. И зло — его творчество. Внешнему я не верю. Верю только тому, что внутри, а внутри у тебя нет маньяка. С каких своих ощущений ты маньяком себя посчитал? Что у тебя внутри? Только добро. Братик мой дорогой, ты же самый лучший на свете. Где они, доказательства? Сам подумай, с чего ты маньяк? Ты святой!
Уговаривая задумчивого и застывшего столбом Бориса, Евдокия ни на секунду не оставляла его в покое. Она дергала его за руки, тормошила — наконец он взорвался и закричал:
— Черт возьми! Не трогай меня! Отойди! Не маньяч перед глазами!
— Не маяч, — машинально поправила Евдокия.
— Да, не маяч, — согласился Борис. — Лучше присядь и хорошенько меня послушай.
Евдокия послушно присела на табурет, он же с жаром воскликнул:
— Где доказательства — хочешь ты знать? Пожалуйста, есть доказательства. Я, как никто, вижу себя изнутри и могу с очевидностью полной сказать: я не такой как все!
— А какой? — испуганно выдохнула Евдокия.
— Я маньяк! Настоящий маньяк!
Евдокия снова вскочила и, заметавшись по комнате, начала причитать:
— О господи! Как такое возможно? Мама моя дорогая! С чего вдруг мой брат — маньяк?
— А с того! — с ожесточенным напором воскликнул Борис. — Сама посуди, кто я такой?
— Кто ты такой?
— Я не лгу! Не хитрю! Не ворую! Одеяло на себя не тяну! И не завидую! И не возношусь над другими! Денег совсем не ценю! В долг не беру, но даю и назад никогда не потребую! Я матом совсем не ругаюсь! О женщинах пошлостей не говорю! Всех людей уважаю! Благодарность имею! Добро ценю! Верю в мужскую дружбу! Верю в любовь! Верю в высшую справедливость! И в честность нашего государства! И при этом мне уже 26! И я почему-то не тряпкой, мужчиной считаю себя! И все с этим согласны! Так кто я по-твоему, если не полный маньяк?
Из перечисленного все было так — Борис нигде не сгустил и не преувеличил. Евдокия зашла в тупик. Жизненный опыт ей говорил, что имея такие качества выжить в России практически невозможно (других она стран не знала), но Борис продолжал как-то жить. И порядочностью своей он пробивал иногда неприступные крепости…
Правда, чаще сворачивал с прямого пути в закоулки, ведущие совсем не к вершинам. — К оврагам бесславия и нищеты те закоулки вели. Имея образование, ум, таланты, энергию и чистую душу Бориса, должно бы пользу отечеству приносить, а не прозябать на задворках безделия. Назвать делом то, что доверило общество брату, Евдокия никак не могла и впервые оценила трагедию Боба.
«Мама моя дорогая! — ужаснулась она. — Бог дал ему столько силы, ума и таланта, что хватило бы на весь мир, но нигде это не пригодилось! И он, бедненький, все это понимает, и как-то должен с этим мириться! Точно, не выдержал Боб! С ума он сошел!» — сделала единственно верный вывод потрясенная Евдокия и закричала:
— Надо срочно тебя лечить!
— Очень надо, — согласился Борис и потащил сестру к выходу.
— Куда мы идем? — спросила она.
— Сейчас узнаешь. Надеюсь, ты на машине?
— Да, да, — кивая, ответила Евдокия, и по телу ее прошел мороз.
— Не возражаешь, если я сяду за руль? — спросил Боб, первым выскакивая из подъезда, хотя раньше он женщин всегда вперед себя пропускал.
— Да-да, конечно, садись, — ответила Евдокия, решив теперь всегда с ним соглашаться.
Соглашаться, причем, без лишних вопросов.
«Вопросы могут его возбудить», — опасалась она.
Хотя внешне казалось, возбуждать Боба больше и некуда, Евдокия считала, что резерв природа оставляет всегда. Именно поэтому она согласилась ехать в любом направлении, а потом согласилась покинуть машину и подняться к квартире покойной Ирины Латыниной. Когда они подошли к ее двери, Борис достал из кармана связку ключей и начал попеременно совать их один за другим в замок.
Евдокии хотелось спросить: «Что ты делаешь?!» Но она героически промолчала. Борис ничего не объяснял, а лишь приговаривал:
— Сейчас-сейчас, сейчас все увидишь сама.
Евдокия действительно вскоре увидела как одни из ключей послушно провернулся в замке, и дверь открылась. Но, против ее ожиданий, Борис не вошел в квартиру Ирины. Закрыв на ключ дверь, он зло ухмыльнулся и подал команду:
— За мной!
И потащил Евдокию в машину. На этот раз он зарулил в зеленый двор Майи. У дверей ее опустевшей квартиры произошло то же самое: Борис достал связку ключей и, покопавшись, открыл и этот замок.