– Я не врач, конечно, - стойко парировал отец. – А вот он (кивок в сторону

сына), возможно, будет врачом. Будешь ведь? – обращался он к мальчику,

словно искал у него поддержки.

21

Добряков-младший, второпях разделываясь с котлетой, меньше всего думал о

своем будущем, но чтобы помочь отцу достойно выйти из спора, громогласно

соглашался. По правде говоря, сын еще не задумывался над тем, кем станет.

Ведь на улице пригревало мартовское солнце, и на стадионе его наверняка

ждали одноклассники.

Но расставить тогда книги в купленном шкафу он все-таки помог.

Сосредоточенно выволакивая толстенные тома из-под кровати, смахивая с

них пыль, мальчик непритворно хотел сделать матери приятное. Он

представлял, как она вернется с работы, замученная, уставшая, и вдруг

увидит, что в доме чисто, уютно и красиво. Он очень любил мать и старался

на совесть. Подносил тяжелые стопки отцу, а тот расставлял их на полках в

соответствии с востребованностью. Серьезную литературу, как он называл

энциклопедии и справочники, ставил повыше, понимая, что сыну еще далеко

до научной премудрости, а советскую классику – пониже, в ближние к

дверцам ряды. В результате за стеклами шкафа впритирку друг к другу

уместились полные собрания сочинений Шолохова, Серафимовича,

Твардовского, Константина Симонова и Шарафа Рашидова.

– Пап, а где те… ну, восточные сказки? – спросил сын, не находя в ближних

рядах симпатичные желто-золотистые томики.

– Да это… неинтересно, - растерявшись от неожиданного вопроса, отец не

сразу нашелся с ответом, а сыну в тот момент прочно запало в сознание:

значит, там что-то такое, что не дозволяют читать детям.

И действительно, несколько лет спустя подросток Добряков, оставшись дома

один (а его комнатой была именно комната с книгами), отыскал в задних

рядах шкафа заветные томики, раскрыл один из них наудачу, пролистал и

задохнулся от неведомого доселе чувства. Кровь бросилась в голову, а его

мужское отличие, этот доселе смирный «петушишко», как, в детстве купая

сына в тазу, натирая губкой и поочередно перечисляя все части тела,

22

называла этот орган мать, - сейчас, стало быть, этот смирняга вдруг не на

шутку расшалился, запульсировал, заелозил в оказавшихся тесными трусах, и

рука подростка невольно потянулась к нему. Дальнейшее произошло само

собой и доставило ему неслыханное наслаждение. То, что из него вышло при

этом, напомнило ему обрат2 и повергло в легкую оторопь. Он вспомнил

бабушку-покойницу, когда она, будто волшебница, долго и сосредоточенно

колдовала над диковинным жужжащим аппаратом, прежде чем из него

выходило уже не молоко, а два совершенно новых вещества – одно густое и

сочно-белое, другое – пожиже и помутнее. Произошедшее с ним было столь

же таинственно и загадочно, и с тех пор, предаваясь сладкому интимному

досугу, Добряков называл своего дружка исключительно «сепаратором»,

только вливал в него не молоко, а свои буйные интимные фантазии,

подпитанные извлеченным из отцовского шкафа чудодейственным томиком

«Сказок тысячи и одной ночи». Именно тогда впервые Добряков осознал, что

книга – великая вещь…

Но все это случилось несколькими годами позже, а тот день, расставив с

отцом книги в новом шкафу, он вымел мусор из-под родительской кровати,

смахнул пыль с шифоньера, вымыл полы и, отдышавшись, горделиво

полюбовался на проделанную работу. К приходу матери все было готово!

– Молодец! – похвалил отец и добавил, указывая на полки с книгами: - Эту

энциклопедию я специально поставил на виду. Бери, читай. Специально для

тебя купил. Хочу, чтобы ты стал офицером. Прочитаешь?

– Прочитаю, - кивнул сын.

– Да нет, ты лениво как-то, - настаивал отец. – А ты твердо скажи, по-мужски.

Обещаешь?

– Обещаю, - глядя отцу в глаза, ответил сын.

2 Обрат – один из продуктов сепарирования молока (другой продукт – сливки).

23

– Ну вот, верю, - успокоился отец. – Я ведь и сам когда-то хотел выучиться на

офицера, со школы мечтал в военное училище поступить. Но призвали в