Сюда брали, значит, в другое место тоже возьмут. Охранники везде нужны.

Вот только сейчас приду в себя и к вечеру… нет, завтра с утра начну звонить.

Вон их сколько требуется!» - он бросил взгляд на газету рекламных

объявлений, третий день ожидавшую его внимания на кухонном столе. В этой

газете добрую половину выпуска занимали объявления о вакансиях охранных

предприятий.

«Завтра, завтра, - обнадеживал себя Добряков, глядя на газету. – Вот только с

менжой покончу сегодня…»

В подтверждение своих мыслей он уверенно кивнул, посмотрел в мобильник

(было почти девять часов утра) и отправился в ближайший пивной киоск.

* * *

В сладком предвкушении он вышел из подъезда и быстрым шагом пошел,

почти побежал, к киоску, срезая путь по свежему газону.

Возле пивной точки, синего грязноватого павильончика, никогда не бывало

пусто. Так и сейчас толпы завсегдатаев кучковались перед маленьким

окошечком, забранным заляпанным оргстеклом. В числе толпившихся

Добряков еще издали различил своего соседа Рюмина – тот, видимо,

рассказывал окружавшим его выпивохам что-то скабрезное, они слушали и

дружно, в полную грудь хохотали.

37

Добряков проигнорировал соседа, хотя с остальными следовало бы, конечно, поздороваться, и с ходу ткнулся в окошко.

– Здорово, Сашок! – приветствовал он хозяина киоска, пожилого армянина, второй год после выхода на пенсию подрабатывающего таким несложным и

весьма доходным способом.

– Привет, Егорчик, - осклабился тот в делано-приветливой улыбке. – Как

спалось-ночевалось?

– Издеваешься? – скривился Добряков.

– Тяжко, да? – Сашок вытягивал губы, и было непонятно, подшучивает он или

сочувствует.

«Впрочем, мне-то что! – злобно подумал Добряков. – Пусть себе жирует,

сволочь нерусская, до поры до времени». А вслух сказал – небрежно, на

выдохе:

– Тяжко – не то слово. Да тебе, верно, неизвестно такое состояние души и

тела?

– Никогда не увлекался, ты прав, - кивнул торговец. – Но искренне

сочувствую страждущим. Если плохо было, чего ж не приходил? Я ведь

сегодня всю ночь тут был.

– Какое там приходить! – махнул рукой Добряков. – Подняться-то не мог как

полагается… Ты вот что, дай-ка мне литр моего, а потом поговорим.

Сашок кивнул и выставил перед окошком две бутылки нового

«Жигулевского» - он прекрасно знал, что любит каждый завсегдатай.

– Во! Это по существу, - одобрительно крякнул Добряков и рассчитался. –

Дефлоратор дай.

38

– Всегда в наличии, - заулыбался Сашок и протянул в окошко бутылочный

ключ.

Добряков привычным жестом сдернул пробку с бутылки и жадно припал

губами к горлышку. В рот потекла исцеляющая прохладная жидкость. Он

опростал полбутылки, смачно крякнул и с шумом, напряженно выдохнул. В

голове ощутимо яснело.

– Что не здоровкаешься, Егорыч? – к нему подошел один из толпы,

здоровенный Ермалюк, шапочный знакомый по распивочному цеху. – Я уж

подумал, не зазнаешься ли, афганский герой.

Добряков улыбнулся и протянул руку:

– Привет, как сам? Зазнаваться – не в моих правилах. Я уважаю каждую

человеческую личность.

– И не сомневался, - Ермалюк расплылся в добродушной пьяной улыбке. – У

нас помаленьку, ни в хромоту, ни в галоп. А ты чем живешь-дышишь?

– Дышу хмельными парами, как видишь, - ответил Добряков. – А живу…

Хрен его знает, как живу. Как все мы, видать, живем. От бутылки к бутылке.

– Верно! – осклабился пуще прежнего Ермалюк. – И дай Бог, чтобы не

перевелись эти бутылки на нашем веку! За это стоит облиться! Эй, ну-ка

сюда, за будущее пьем!

К нему подвалили двое остальных – Рюмин и еще один, не известный

Добрякову мужичок лет под пятьдесят, весь помятый и высохший, как жмых.

У этих двоих пить было нечего, и Ермалюк купил им у Сашка две

поллитровки.

– Ну, вздрогнем? – шумно пробасил здоровяк и поднес бутылку к губам. – Эх, расступись, дружбаны, оболью! – и единым махом вылил содержимое