Шрифт:
44
– Ты погоди, не кипятись, не кипятись, - заискивающе залепетал сосед,
осторожно взял Добрякова под локоть и, озираясь на незнакомку, отвел его в
сторону.
– Я ее знаю, она вон в том доме живет, - Рюмин неопределенно повел
рукой в сторону. – Всех соседей перебрала, никому не отказала. Хочешь, сам
узнай…
– Что надо будет, узнаю и без тебя, - отрезал Добряков.
– И деньги в рост дает, а проценты дерет заоблачные! – не унимался сосед. –
Ты уж поостерегись брать-то у нее, слышь?
– Пока что берут у меня,- усмехнулся Добряков и внушительно добавил: - Я
ведь тебе, кажется, говорил, предупреждал не раз: не суй нос в мои дела. А то
не посмотрю, что сосед, - и для устрашения, скорее шутя, он слегка занес
сжатый кулак.
Рюмин съежился, заморгал испуганно и отпрыгнул в сторону.
– Гляди, предупреждали!
Добряков презрительно посмотрел на него и пошел к незнакомке.
– Жарко что-то стало после прохладительного, - томно сказала она,
расстегивая «молнию» куртки. Под ней она была в вязаной кофточке, плотно
облегавшей высокую грудь. Добряков скользнул взглядом пониже. Под
черными лосинами угадывалось гибкое, сильное тело.
«Сколько же ей лет-то? – мелькнуло в голове. – На вид все пятьдесят. Хотя у
таких лицо не паспорт, конечно, скорее свидетельство о смерти».
– Что он тебе говорил, малахольный этот?
– Да так, про прошлые долги, - ушел от ответа Добряков.
– Ты его знаешь?
– Как не знать, сосед мой по площадке.
45
– Повезло тебе! – в ее голосе просквозила ирония.
Добряков это почувствовал и спросил:
– И вы… и ты его знаешь? – и замолчал, не зная, как она отнесется к тому, что
и он перешел на «ты».
Она, казалось, совсем этого не заметила и продолжала:
– Скользкий тип. Все время, как увидит меня, делает этакие сальные глазки и
намеками что-то все лепечет, лепечет. Озабоченный, что ли?
– Да хрен его знает, не вникал. Нужен он мне!
– Такие с удовольствием про других разные гадости распускают. Из мести, что сами обделены, рожей не вышли.
Добрякову был неприятен и сам Рюмин, и разговоры о нем, и он поспешил
перебить собеседницу:
– Да что он тебе дался! Вот, выпей еще, - и протянул одну бутылку. –
Открыть?
– Да уж, сделай милость.
Он открыл поллитру и протянул ей, посмотрел на вторую и тоже открыл.
– Тебе одной хватит? А я с тобой на пару, идет? – неожиданно для самого себя
решил он.
– Хватит, конечно, все равно в универсам идти. Пошли со мной, там и
рассчитаюсь.
По дороге Добряков спросил:
– А почему ты у киоска молчала? Как немая.
46
– А я всегда немая, когда похмелье душит. Мозги не работают, язык не
поворачивается. Нынче утром проснулась в половине седьмого, чувствую: не
могу. Знаю, что надо поправиться, но сил нет совсем. Думаю, пересилю себя, все равно соберусь и пойду, пока сын спит. Он у меня строгий на этот счет, все бережет меня. И только хотела выходить, он тут как тут, будто чуял.
Вытащил мои ключи из замка и не пускает. Пришлось мучиться, пока он
завтракал и собирался…
– Но потом ведь все равно пошла? – перебил Добряков. – Он ведь все равно
узнает!
– Потом пусть узнает. Он, когда я пьяная, снисходительнее со мной. Знает
мою болезнь, жалеет по-своему…
Она замолчала, грустно оборвав фразу.
Ближайший универсам «Все сезоны» был недалеко, метрах в трехстах. Пока
шли туда, допили пиво. Она купила шесть бутылок «Хейнекена» и нарезки
салями на закуску. Уложила все в авоську и спросила:
– Поможешь донести? Тут недалеко.
– Помогу, чего же, - кивнул Добряков, мгновенно почувствовав импульсивные
толчки в области таза. И сразу же приятное тепло волнообразными
приливами заполнило нижнюю часть тела.
«Это же издевательство над собой – воздерживаться третий месяц», -
мелькнуло в голове. И уже уверенно повторил:
– Конечно, помогу, давай.
Перехватил авоську и первым вышел из универсама.