— То есть вы хотите, чтобы я ввела в заблуждение органы правопорядка? — сухо спросила я.

— Нет. То есть — да. Но вам-то это ничем не грозит. — Людмила опять собралась зарыдать, но сейчас ей уже было гораздо труднее меня разжалобить.

— Лжесвидетельство, между прочим, уголовно наказуемо. А вдруг нас кто-то видел? Вдруг наше вранье выплывет наружу?

— Саша! — взмолилась Людмила. — Постарайтесь понять. Вы еще молодая…

— И что мне стоит посидеть в тюрьме пару лет за дачу ложных показаний, — бросила я уже на ходу. Мне очень хотелось добавить, что лично я не уверена в невиновности Вадима Иратова и не имею дурной привычки покрывать убийц.

— Но об этом же речи не идет. Если вы согласитесь, Вадим хотел предложить вам интересную работу в своем штабе. В аналитической группе. — У Людмилы дрожал голос.

Уже взявшись за ручку двери, я вдруг опомнилась. Что я тут права качаю? И уместно ли изображать оскорбленную невинность? Мне представился редкостный, уникальный шанс внедриться в команду Иратова и наблюдать за ним в свое удовольствие, а я кривляюсь. Если он убийца, то тем более важно занять правильную наблюдательную позицию. Небось и денег заплатят, памятуя о моих недавних откровениях про то, что в журналисты я подалась исключительно в погоне за длинным грязным рублем. Доходным местом оказался для меня пансионат Управления делами, просто Клондайк. Непривычно, но приятно — до сих пор за сомнительное удовольствие работать вместе с Васей мне, наоборот, приходилось доплачивать — нервами, здоровьем, да и деньгами иногда тоже. То ли дело сейчас. Я повернулась к Людмиле:

— Я готова выслушать ваши предложения. Но только потому, что мне жалко ВАС. И пока я ничего не обещаю.

Людмила сразу обмякла, закрыла лицо руками и опять расплакалась. До чего ж наши русские женщины плаксивы, сил нет.

Он сразу понял, что неприятностей не избежать. С самого начала все шло наперекосяк. Когда ему доложили, что Таня Ценз здесь, он пришел в бешенство: только этого не хватало. Он чувствовал себя виноватым перед Татьяной и потому страшно злился на нее. Почти каждый день он думал о том, что надо бы позвонить, что-нибудь наврать, заехать к ней в редакцию, но не решался, и, чем больше проходило времени, тем меньше оставалось шансов на то, что они смогут мирно договориться. Он знал, что Татьяна его ищет, звонит, но в последние недели ему удавалось обходить все ее ловушки. Он появлялся на публичных мероприятиях без предупреждения, не включал в свой график те тусовки, где могла появиться Татьяна, и, прежде чем поехать куда-нибудь, скрупулезно изучал список приглашенных.

В «Роще» ему нужно было появиться обязательно, а вот Татьяна в списках участников семинара как раз не значилась. Газету «Молодежные вести» на семинаре должен был представлять ее главный редактор, но в последний момент что-то переигралось, как подозревал Трошкин, не без Таниных усилий, и вот она здесь.

Впрочем, с одной Татьяной он бы справился, тем более что и муж ее тоже здесь, так что как ни крути, а ей придется соблюдать приличия, и она не сможет гоняться за ним все два дня и три ночи. К тому же она хотя и подвержена влиянию страстей, но все-таки человек интеллигентный, следящий за своей репутацией и умеющий вести себя на людях. Чего не скажешь о Светке. Этой на приличия наплевать, она, наоборот, любит публичные скандалы, а учитывая, что не далее как три часа назад Светлана объявила ему войну, положение Трошкина в лучшем случае можно было назвать незавидным. Светлана устроила ему форменную истерику, со слезами, угрозами и проклятиями. Теперь ему придется воевать на два фронта, а это уже гораздо сложнее.

Сидя в ресторане, он прикидывал, как ему развести двух взбесившихся женщин и выйти сухим из воды или хотя бы не очень вымокшим. И тут он увидел эту девочку.

Сначала она его развеселила. Девочка старательно играла светскую даму и сама забавлялась своей ролью. Было видно, что она не привыкла к высоким каблукам, платью с открытой спиной и, главное, совсем неуютно чувствует себя в непривычном обществе. Но держалась она блестяще. Сдержанные улыбки, поворот головы, походка, жесты…

Опомнился он, когда она уже всецело заняла его мысли. Даже предстоящая встреча с Татьяной перестала его волновать. А вот девочка…

Александр Дмитриевич жил в ладу с самим собой и хорошо знал, как, в случае нужды, усмирить собственный прагматизм и заткнуть свой не вовремя раскричавшийся внутренний голос. Он умел договариваться со всеми, и с собой в том числе. Вот и сейчас он в считанные минуты уговорил себя, что именно эта девочка поможет ему выпутаться из передряги «Татьяна — Светлана», а заодно и снимет лишнее нервное напряжение. В глубине души Трошкин чувствовал, что привирает себе и выдает желаемое за действительное. Но поделать уже ничего не мог. Потому что Александр Дмитриевич Трошкин, известный политолог и очень прагматичный человек, обладал одним серьезным для политика недостатком — он был влюбчив, а когда влюблялся, то обязательно без памяти.

На его беду, девочка оказалась прелестной. На нее приятно было смотреть, с ней приятно было разговаривать. Трошкин чувствовал, как с каждой минутой его затягивает все глубже, и, испытывая мазохистское удовольствие от собственной слабости, не предпринимал никаких попыток защититься.

Девочка же, как ему казалось, силы своей не понимала, власти своей не чувствовала, и пассы Трошкина воспринимала как общеобязательные по протоколу ухаживания.

Двух минут ему хватило, чтобы навести о ней справки — у администратора узнал имя и место работы, а его ребята, которым он позвонил сразу же, вытащили ее досье из базы данных. Единственное, что его удивило, — ее появление на семинаре. С чего бы? Любой не то чтобы чужой, а внестатусный человек на подобных сборищах вызывал недоумение и тревогу. Трошкина не удивило, что здесь Дуня Квадратная — эта акула всегда прорывалась куда угодно. Объяснимо было и присутствие еще нескольких журналистов — завсегдатаев закрытых тусовок. Но Саша Митина никак не вписывалась в схему. Мохов, правда, попытался объяснить, зачем он привез сюда свою сотрудницу, намекая на давний должок перед ней, но Трошкин не поверил. Есть правила, специфические приличия, и не принято привозить с собой журналисточек на закрытые семинары. Или она любовница Мохова? Эта мысль была Трошкину неприятна. И он расстроился, когда она, завидев Мохова, радостно понеслась к нему.

Стоило ей отойти от его стола, как к Трошкину подскочил Иратов.

— Нравится девушка? — хитро поинтересовался он. — Понимаю, хорошенькая. Только, боюсь, на ближайшие Дни тебе женщин будет более чем достаточно.

— Слишком много женщин не бывает, — ответил Трошкин. — Женщины — не водка, похмелья опасаться нечего.

— Только водку не обижай, — засмеялся Иратов. — А что касается похмелья… Вон уже Танька к тебе подкрадывается. Так что не зарекайся.