Шрифт:
Federico García Lorca
Muerte (1935)
¡Qué esfuerzo!
¡Qué esfuerzo del caballo por ser perro!
¡Qué esfuerzo del perro por ser golondrina!
¡Qué esfuerzo de la golondrina por ser abeja!
¡Qué esfuerzo de la abeja por ser caballo!
Y el caballo,
¡qué flecha aguda exprime de la rosa!
¡qué rosa gris levanta de su belfo!
Y la rosa,
¡qué rebaño de luces y alaridos
ata en el vivo azúcar de su tronco!
Y el azúcar,
¡qué puñalitos sueña en su vigilia!
y los puñales,
¡qué luna sin establos, qué desnudos!
piel eterna y rubor, andan buscando.
Y yo, por los aleros,
¡qué serafín de llamas busco y soy!
Pero el arco de yeso,
¡qué grande, qué invisible, qué diminuto!
sin esfuerzo.
Федерико Гарсиа Лорка
Смерть
Сколь тягостно!
Сколь тягостно лошади стать собакой!
Сколь тягостно собаке стать ласточкой!
Сколь тягостно ласточке стать пчелой!
Сколь тягостно пчеле стать лошадью!
И лошадь
сколь стрелоостро вытягивается из розы,
и сколь серая роза выпадает из ее зубов!
И роза,
сколько суеты бликов и криков
расцвечивают живой сахар ее стебля!
И сахар,
сколько лезвий снится ему в пробуждении!
И ножи,
Что за луна без стойла, сколько обнаженности
в поисках вечного пурпура!
И я, под кровлями,
какого пламенного ищу ангела и я сам!
Но гипсовый лук
сколь велик, сколь невидим, сколь минимален!
совершенно без тягости.
Rafael Alberti
El angel (1927)
Dándose contra los quicios,
contra los árboles.
La luz no le ve, ni el viento,
ni los cristales.
Ya, ni los cristales.
No conoce las ciudades.
No las recuerda.
Va muerto.
Muerto de pie, por las calles.
No le preguntéis. ¡Prendedle!
No, dejadle.
Sin ojos, sin voz, sin sombra.
Ya, sin sombra.
Invisible para el mundo,
para nadie.
Рафаэль Альберти
Ангел
Натыкается на двери
и на деревья.
Свет не видит его, ветер не видит его,
окна не видят.
Даже окна.
Не знает городов,
он их не помнит.
Идет мертвый.
Вертикальный, мертвый, через улицы.
Его задерживают.
Нет, отпускают.
Без глаз, без голоса, без тени.
Даже без тени.
Невидимый для мира,
для никого.
Jorje Guillén
Los nombres (1950)
Albor. El horizonte
Entreabre sus pestañas
Y empieza a ver. ¿Qué? Nombres.
Están sobre la pátina
De las cosas. La rosa
Se llama todavía
Hoy rosa, y la memoria
De su tránsito, prisa.
Prisa de vivir más.
¡A lo largo amor nos alce
Esa pujanza agraz
Del Instante, tan ágil
Que en llegando a su meta
Corre a imponer Después!
¡Alerta, alerta, alerta,
Yo seré, yo seré!
¿Y las rosas? Pestañas
Cerradas: horizonte
Final. ¿Acaso nada?
Pero quedan los nombres.
Хорхе Гильен
Имена
Рассвет. Горизонт
Приоткрывает ресницы
И начинает видеть. Что? Имена.
Они стоят над патиной
Вещей. Роза
Еще сегодня называется
Розой и воспоминание
О ее превращении называется
торопливость.
Жить еще быстрее.
К долгой любви влечет нас
Вне времени расцвет
Мгновения. Оно так проворно,
Что достигнутой целью
Тотчас настигает После.
Внимание, внимание,
Я стану, я буду!
И розы? Ресницы
Сомкнулись. Горизонту
Конец. Может быть, нет?
Но остаются имена.
Jorje Guillén
Los Amantes (1950)
Tallos. Soledades
Ligeras. ¿Balcones
En volandas? – Montes,
Bosques, aves, aires.
Tanto, tanto espacio
Ciñe de presencia
Móvil de planeta
Los tercos abrazos.
¡Gozos, masas, gozos,
Masas, plenitud,
Atónita luz
Y rojos absortos!
¿Y el día? – Lo plano
Del cristal. La estancia
Se ahonda, callada.
Balcones en blanco.
Sólo, Amor, tú mismo,
Tumba. Nada, nadie,
Tumba. Nada, nadie,
Pero… – ¿Tú conmigo?
Хорхе Гильен
Влюбленная пара
Стебли. Одиночества
Легки. Балконы
В полете? Горы,
Леса, птицы, пространства.
Так много, много пространства
Окружает присутствием
Планетного бытия
Судорожное объятие.
Радости, восторги,
Масса, наполненность,
Испуганный свет
И багряная роскошь!
И день? Равнина
Окна. Комната
Молчаливо погружается.
Балконы в белизне.
Только, любовь, ты сама
Могила. Нет, никто.
Могила. Нет, никто.
Все-таки… Ты со мной?