– Настоящий Петербург начинается там, где заканчивается Невский проспект, – назидательным тоном произнес мужчина. – У него свой ритм, своя жизнь, свой характер. Порой он капризничает, не считая, впрочем, это капризами. Он никогда не спит, вот только дышит ночью тише, чем днем. Прислушайтесь – и вы услышите дыхание города. Снаружи он кажется холодным, по-северному сдержанным, но внутри он теплый, очень теплый. Он всегда рад гостям, и у каждого гостя – свой Петербург…

Александр заслушался, так красиво и увлеченно говорил незнакомец.

– Могу стать вашим гидом, – левой рукой мужчина коснулся шляпы, словно хотел приподнять ее, но потом раздумал. – Покажу не только парадный Питер, но и его изнанку. Триста рублей в час плюс уважение.

– Спасибо, но мне не нужен гид. Я не турист, я в командировке.

– С утра до ночи? – собеседник недоверчиво прищурился, намекая на то, что любой командированный, закончив дела, сразу же становится туристом.

Вообще-то правильно намекал, но Александр не нуждался в гидах.

– Двадцать пять часов в сутки, – заверил Александр. – Скажите, пожалуйста, а что означает «плюс уважение»?

– Уважение – это уважение! – непонятно объяснил мужчина, снова поднося руку к шляпе. – Счастливо оставаться!

– Всего хорошего! – отозвался Александр и пошел дальше.

Облом.

«А может, это кто-то из сотрудников «Прогресса» так пошутил? – думал Александр. – Ну, такое вот своеобразное чувство юмора у человека или пьяный кураж… Решил пошутить, пришел в кабинет покойника, включил его компьютер и начал от его имени рассылать письма… Или у кого-то из числа сотрудников клиники или близких умершего главного врача, то есть у тех, кто мог получить доступ к его корпоративному почтовому ящику, не все в порядке с головой… или это банальный взлом, проделки хакеров… А я, дурачок, поверил».

Чувство юмора может быть настолько своеобразным, что своеобразнее некуда. Можно переписываться от имени покойника, можно, как сосед Августы, людей водой обливать, а можно и свою геометрию придумать, как, например, Лобачевский. Каждый самовыражается как может.

Настроение представляло собой причудливую, то есть не свойственную Александру, смесь беспокойства, недоумения, раздражения и нетерпения. Может, и еще что-то примешалось по мелочи, но эти четыре «компонента» были основными. Но стоило подумать об Августе, как мир вокруг заиграл яркими красками, словно его тряпочкой протерли. Но в то же время было немного не по себе, какая-то нервозность, мешающая отдаться радости целиком, осталась. Гулять не хотелось, в отеле сидеть тоже не хотелось, осматривать достопримечательности – тем более. Сна не было ни в одном, что называется, глазу, несмотря на то, что в эту ночь спал Александр не так уж много. Хотелось действовать, хотелось что-то делать, время шло, а воз с делами, образно говоря, был и ныне там…

Фамилий Александр не помнил, поэтому описал Августе по телефону внешность тех, кого хотел найти. Настолько подробно, насколько вообще можно описать внешность людей, которых ты видел и запомнил в полном операционном облачении, с низко надвинутыми на лоб шапочками и масками на лицах. Правда, анестезиолога он видел и без маски, мельком, после операции.

– Щупленькая и сутулая – это Мария Николаевна, – сразу же определила Августа. – Она заведует оперблоком…

– Так она врач? – удивился Александр.

В небольших клиниках обычно не бывает должности заведующего оперблоком. Эти функции исполняет главная медсестра. А там, где такая должность есть, она считается врачебной.

– Медсестра, но очень хорошая. И очень ответственная. Приходит на работу раньше всех, уходит позже всех.

– Значит, если я через полчаса приеду, то смогу ее застать? – обрадовался Александр. – Где ее кабинет?

– Кабинет рядом с операционной, и застать ты ее сможешь, только… – Августа отвлеклась на несколько секунд, чтобы ответить кому-то «Нет, не заходила». – Только вряд ли она чем тебе поможет.

– Почему?

Вот так всегда – не успеешь обрадоваться, как целый ушат холодной воды на голову выльют, остынь, мол, погоди.

– Потому что она – его человек. – Александр понял, что Августа не хочет произносить фамилию или имя Дегтярского, чтобы не привлекать внимания окружающих к разговору. – Личная преданность. Когда-то давным-давно он помог ей выпутаться из крупных неприятностей. Судя по тому, что говорят всезнайки, то был летальный исход из-за переливания несовместимой крови.

– Учту, – пообещал Александр, не отказываясь от своего намерения. – А как зовут анестезиолога?

Перед началом операции Дегтярский вроде бы представлял их друг другу, но сразу же по ее окончании эта информация, должно быть, улетучилась из головы за ненадобностью. Александр даже не помнил, называл ли Дегтярский отчества или только имена. Во время операции можно спокойно обойтись без имен, многие и обходятся. Для краткости и быстроты. И так ведь ясно, что вопрос «как давление?» обращен к анестезиологу, а «иглу, пожалуйста» говорят операционной сестре. Александр и сам часто так делал. Ничего обидного, специфика. «Скажите, пожалуйста, Анна Юрьевна, как себя чувствует наш пациент, в порядке ли его давление?» – это не для производственного процесса, то есть не во время операции. После, в ординаторской или еще где, будешь церемонии разводить.