Я, как ни странно, тоже: труднее было не догадаться, чего она хочет, когда мать с младшей сестрой послушно поднимаются с дивана. Уже в дверях, за которыми, кто знает, не скрывается ли еще более просторный апартамент, мать издает вопль. Тягучий, хриплый и слабый. Мы с Кривошапкой одновременно срываемся с места, но старшая Джабирова все равно оказывается быстрее, и первой подхватывает мать, с подкосившимися ногами которой младшая сестра не справилась в одиночку. Дальше нас не пускают, но и длительным ожиданием не оскорбляют: у захлопнувшейся перед нашими носами двери мы ждем не больше минуты.

— Простите, — едва вернувшись в зал, говорит Джабирова-старшая, и голос ее дрожит. — Присаживайтесь, прошу вас.

— Вы успокойтесь, — говорит Кривошапка. — Нам будет комфортнее, если присядете вы. Налить вам воды?

Джабирова мотает головой, но, садясь на диван, отвечает Кривошапке благодарным взглядом.

— Как представлю себе, — вздыхает она. — Похороны.

Снова вздохнув, она едва не выпускает из себя крик и испуганно озирается на дверь.

— Что вы хотели услышать? — переводит она взгляд с Кривошапки на меня.

— К сожалению, это обычная процедура, — говорю я, чуть наклонив голову. — Как, впрочем, и вчерашняя.

Я замолкаю, но на помощь — то ли мне, то ли ей, — приходит Кривошапка.

— Коллега прав, — уверенно заявляет он. — Мы обязаны с вами поговорить. Нас интересует все, что помогло бы поскорее найти убийцу вашей сестры. Может, вы заметили что-то необычное, настораживающее в ее поведении в последнее время? Не было ли угроз, звонков, странных посетителей? Необычных разговоров? Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить.

— Нет, — качает головой Джабирова и устало откидывается на спинку дивана.

— Может, выглядела сестра обеспокоенной?

— Нет, — повторяет она, — ничего не было.

— Знаете, — не выдерживаю я, — стрелял снайпер. Он и лица вашей сестры не видел, пуля попала ей сзади в шею, вот сюда, — закидываю я руку за голову. — Это так просто: поднял винтовку, прицелился, спустил курок. Как будто болванку на станке выточил. Вас не оскорбляет, что с вашей сестрой обошлись, как с заводской деталью?

— Что вы от меня хотите? — не меняя тона, спрашивает Джабирова, и я чувствую, как моей руки касается рука Кривошапки.

— Мы понимаем ваши чувства, — пытается он спасти положение. — Но, прошу вас, поймите и нас. Нам нужно раскрыть убийство и сейчас, как никогда, важна расторопность. Это называется раскрытие по горячим следам.

— От меня вам что надо? — снова перебивает она Кривошапку. — Я же сказала: ничего необычного в поведении сестры я не заметила. Мы не заметили, — поправляется она.

— Кстати, с младшей сестрой мы сможем поговорить? — указываю я на дверь.

— Вы ничего нового не узнаете, — категорична Джабирова-старшая. — И говорить она не в состоянии. Извините.

Я разряжаюсь шумным выдохом.

— Боюсь, нам будет тяжело найти убийцу без вашей помощи, — говорю я.

— Читайте желтую прессу, — дает совет она. — Там о сестре знали больше, чем мы, ее близкие.

— А мы и читаем, — замечает Кривошапка. — Но нам, сами понимаете, нужны не только слухи.

— В последние годы жизнь моей сестры состояла из сплошных слухов, — парирует Джабирова, — Может, слышали о ее романе с Камировым? Об этом много писали.

«Камиров?», думаю я.

— Камиров? — спрашивает Кривошапка. — Из «Транснефти»?

— Вице-президент, — кивает Джабирова. — Или кто он там у них. Об их романе много писали, но… Как бы объяснить? О них так много писали, ну, про него с сестрой. Ну, что у них… Что между ними… Это было так грязно, как будто… Ну, как если раздеваешься и знаешь, что за тобой подглядывают.

Мы с Кривошапкой зачем-то переглядываемся.

— В общем, их роман был как под микроскопом, и что вы думаете? О них так много писали, что люди перестали воспринимать это всерьез. Я серьезно, — убеждающе кивает она. — Даже наши знакомые были уверены, что вся эта шумиха — всего лишь реклама, пиар сестры. А вы говорите — слухи.

— Так у них был роман? — спрашиваю я.

— Роман?! Да он начал бракоразводный процесс, при том, что его супруга — тоже не девочка с улицы. Генеральская дочь — он благодаря ей-то и выбился в люди. Да он здесь, в этой комнате, сколько раз бывал, сидел вот на этом диване, — бьет она по обшивке и вдруг сотрясается в беззвучных рыданиях.