Шаранин Александр
Шрифт:
– Гады! Последние деньги вытащили, - пожаловался участковый Егорушкин.
– Жаль, - разочарованно пробормотал папа Пети Лея.- Значит, не будете покупать. А ведь, самогон у меня - мистический. Раньше проза у меня была мистическая, а теперь - самогон. Выпьешь его побольше и попадаешь в разные мистические места, - он вздохнул, а потом жалобно предложил: - Хорошо. Я вам дам стакан браги бесплатно, только вы со мной побеседуйте.
– О литературе?
– приподнявшись на локте настороженно спросил участковый Егорушкин.
– Нет, зачем же. О моей жене. Мне кажется, она мне изменяет. Я уж все делал - ну, чтобы мне не казалось. Я, знаете, даже прозу писал мистическую... Я даже написал одну поэму, основанную на реальных событиях... Но меня не публиковали. Тогда я стал гнать самогонку. Может, это меня избавит от подозрений... Как вы думаете?
Участковый Егорушкин ничего не думал, - он беззвучно, из деликатности, давился смехом.
– Вижу, как вам больно, - посочувствовал папа Пети Лея.
– Хорошо, давайте, если хотите, побеседуем о литературе. Например, побеседуем о Прусте.
Участковый Егорушкин прекратил смеяться и неожиданно вскочил на ноги:
– О Прусте, говорите! Нет уж, спасибо! Я пойду. До свидания.
Но, уходя, он вдруг обернулся и неприятным ментовским тоном спросил:
– Интересно, а где это вы трудитесь? И кем?
– В ЖЭКе, дворником, мету. По совместительству раньше мистическую прозу писал, а теперь...
– И борода у вас, значит, настоящая?
– перебил участковый Егорушкин.
– Конечно. А какая она должна быть?
– Искусственная!
– зло прошипел участковый Егорушкин, и, грязно ругаясь чему-то своему, внутреннему, прихрамывая, удалился.
Из служебной книжки участкового уполномоченного
отдела милиции N 2 г Вологды л-та Егорушкина
Толик и книжки его матери
«С Толиком я познакомился ночью на улице. Мы были нетрезвы и разговорчивы. Я дал ему свой телефон. Как-то вечером он мне позвонил и предложил двухтомник Бродского за бесценок. Я, конечно, согласился. Прибежал по указанному адресу. Вы видели дом Толика? Двухэтажный перекошенный дом с нависшим над землей балконом. На этом балконе, грозившем рухнуть, стоял Толик - лысый, маленький, очень смешной.
– Ты что, пьян?
– приветствовал я его.
– Да. Заходи.
Я с трудом открыл тяжелую, грязную дверь и зашел, в полумраке поднялся на второй этаж. В большой комнате, имевшей форму призмы, среди пустых перевернутых шкафов, на пыльном полу сидел Толик и глупо улыбался.
– Принес?
– спросил он.
– Что?
– спросил я, робко оглядываясь.
– Деньги!
Я протянул Толику двадцатку. Он немедленно принялся колотить кулаком по полу. Тут же прибежали какие-то бабки и продали Толику бутылку самогона. Я слегка оцепенел, но все же спросил:
– Толик, а где Бродский?
– Вот, - ответил Толик и достал из старинного чемодана толстенную книгу в бархатном переплете бордового цвета. Естественно, это не был Бродский, это был каталог. Мелким почерком в нем были записаны все мыслимые книги Земли! Все книги! Всей Земли! На всех языках...
– Здесь нет только пергаментов и рукописей в свитках. Ну и само собой - того, что уничтожено - чего нет вообще, - раздался голос Толика.
– Господи! Что это?
– Это каталог книжек моей матери. Есть еще деньги?
Я протянул Толику двадцатку. Он стал колотить лбом об пол, прибегали бабки... Раза три-четыре...
Я очнулся в вытрезвителе.
Вечером мне позвонил Толик.
– Ты по-испански читаешь?
– спросил он.
– Нет, а что?
– Плохо, раз не читаешь. Ну, тогда на русском покупай у меня Борхеса. Пять книжек за двадцатку.
Я достал из заначки все деньги и побежал к Толику.
Он постучал рваным ботинком по полу. Прибегали бабки...
– Где Борхес?
– строго спросил я.
– Вот, - ответил Толик и достал из-под дивана каталог книжек его матери, - огромную книгу в бархатном переплете бордового цвета.
– Толик, Толик! Подожди!
– запротестовал я.
– А где твоя мать? А где все эти книги?
– Мама умерла, а книжек пока нет, - ответил Толик, глупо улыбнулся и принялся прихлебывать из щербатой чашки самогон.
– Что значит - пока?!
Толик не отвечал и зверски колотил ботинком по полу. Прибегали бабки, приносили самогон...
Я очнулся в вытрезвителе...