– Не пускайте ребенка к гиббону в красной куртке. От греха подальше.

Считая миссию выполненной, я прошел в горницу, краем глаза косясь в ту сторону. Вытерев о фартук мокрые руки, хозяйка обошла печь. Наградив моего спутника подозрительным взглядом, обхватила мальчонку поперек живота и подняла над полом, собираясь унести прочь. Он начал лягаться и хныкать, что хочет еще побыть с дядей, потому что с ним весело, но Мария влепила ему затрещину, включив в ребенке режим «обиженный рев».

Степан Макарыч устроился на высоком табурете и правил топор точильным камнем. Извинившись, что отрываю его от работы, я попросил карандаш и лист бумаги. Не вставая с табурета, он запустил руку на полку у себя над головой и вытащил из других бумаг ученическую тетрадку, в которой корявым почерком были написаны примеры на деление столбиком. Вырвав из середины два листка, я взял керосиновую лампу и подсел к Штильману, поглощавшему неизвестно какую по счету порцию чая.

– Ну что, Григорий Львович, давайте нарисуем план вражеского комплекса.

Первым делом я скопировал на тетрадный листок топографические объекты из туристической карты: четыре склона, образующих Улус-Тайгу и Тамаринскую стрелку, охватывающую сопку дугой, будто заградительный вал. Распадок между хребтом и сопкой, имеющий два выхода в долину получился сам собой. Закончив рисунок, я передал карандаш Штильману.

Григорий Львович потер тупым концом наморщенный лоб и поставил на западном склоне жирную точку.

– Это вход в пещеру, – объявил он и добавил, бахвалясь: – На вашей карте он, разумеется, не обозначен, но у нас особые карты, более крупного масштаба, таких не встретишь в обычных войсках.

– Конечно, у вас было все самое особое и выдающееся. Только напомните-ка, почему к сопке идет заключенный в фуфайке и валенках?

Штильман сконфуженно замолчал и уткнулся в листок. Порой полезно сбить с человека излишнюю спесь. Хотя я удивлен, что она сохранилась у Григория Львовича после санаторно-курортных процедур у пришельцев.

Карандаш в руке ученого начал вычерчивать линии. Между полумесяцем хребта и сопкой возникла неуклюжая ромашка с четырьмя лепестками. Два лепестка уперлись в склоны хребта и сопки, еще два протянулись по дну распадка.

– Это их корабль, – пояснил Штильман, ткнув карандашом в «ромашку». – Очень большой. Подозреваю, что когда он опустился на землю, то раскрылся как цветок. В центре расположена его основная часть. Башня. Именно ее мы видим за вершиной хребта.

– Что в ней?

– Трудно сказать. Она напоминает обычную ракету. Внизу, вероятно, находятся двигательные установки и топливные резервуары – это можно предположить по дюзам и выпуклостям над ними. Выше начинаются цепочки окон, вероятно, там располагаются палубы. У самой вершины несколько платформ для взлета и посадки дисков. Повторюсь, что сооружение весьма приличных размеров… Вокруг основной части расположены своеобразные «лепестки». Они служат опорами конструкции, и, кроме того, на них смонтированы различные устройства, агрегаты и даже помещения. Я могу ошибаться в количестве лепестков, но вроде их было четыре… Вот здесь держали меня.

Он отметил лепесток, упиравшийся в склон хребта.

– Это все, что вы запомнили?

– Нет. Вот здесь, здесь и здесь… – Он расставил между лепестками маленькие круги. – …в воздухе плавают какие-то шайбы, величиной с автомобиль. Это посты наблюдения, нечто вроде охранных вышек. Я прятался от них под соснами.

– Теперь все?

– Нет. – Штильман посмотрел на меня. – Кроме этого, комплекс накрыт силовым полем.

– Вместе с горным ландшафтом получается настоящая крепость, – задумчиво резюмировал я. – Постойте, а как вы прошли сквозь поле? Мы столкнулись с этой штуковиной – просто так с кондачка сквозь нее не просочишься.

– В тот момент поле было отключено. Не целиком, разумеется, только на определенном участке. Они вытаскивали какой-то груз. Мне удалось незаметно проскользнуть.

– Вам говорили, Григорий Львович, что вы невероятный везунчик?

Он отмахнулся:

– Вопрос не в этом. Нам нужно решить, как пройти сквозь силовое поле повторно! И у меня есть идея…

– Не надо идей. Мы располагаем устройством, которое дырявит силовые поля как нож масло.

Густые брови Штильмана удивленно приподнялись над оправой очков.

– Да, – отрешенно подтвердил я, разглядывая схему, – боевой трофей. Степан Макарыч! Не подойдешь к нам на минутку?

Дед приблизился, не выпуская топора из рук. Я попросил его дать экспертную оценку плана. Он положил топор на стол (Штильман нервно вздрогнул от тяжелого стука, который издал инструмент), достал из нагрудного кармана очки, склеенные синей изолентой, и оглядел наши художества.

– Вот здесь, – ткнул он сухим пальцем в лист, – хребет и сопка соединяются. На картах вечная ошибка. С этого конца распадок закрыт наглухо.