Стоит признать, что подобная скрытность является неплохой страховкой для Бульвума. Пока только ему известен план захоронения, мне придется заботиться о нем как о собственном брате. Не очень удачное сравнение – я бы не почесался, угоди мой брат в медвежий капкан. Но вы поняли, о чем я.

– Ладно, – сказал я, убирая схему в нагрудный карман. – Не хочешь рисовать, умолять никто не станет.

Бульвум снова принял позу безразличной обезьяны, обосновавшейся на сундуке. Из рукава появилось яблоко. Он поднес его ко рту, собираясь продолжить трапезу, когда крепкий кулак очень больно влепил по его маленькой мартышечьей челюсти.

Яблоко взлетело в воздух.

Бульвум спикировал с сундука головой вниз, шелестя курткой и беспомощно размахивая руками. По полу застучали локти, колени, лоб. Куртка «Коламбиа» задралась, обнажив тощие ноги, которые заплелись, как у пьяного. Какая же хлипкая раса эти ферги! Хватило одного удара, чтобы отправить в нокдаун лучшего из лучших.

Дуя на костяшки пальцев, я переступил через поверженное тело и забрал с подоконника бластер. Теперь все в порядке, скипетр вернулся к прежнему царю.

От шума за стеной проснулся и заплакал ребенок. Ферг барахтался под красным нейлоном, путаясь в рукавах и капюшоне, потом, опираясь на нетвердую руку, поднялся и сел на полу, привалившись спиной к стенке печи. Дотронулся до челюсти, куда пришелся удар, болезненно отдернул пальцы.

Из-за печи появились встревоженные лица Степана Макарыча и Антохи. У первого в руках был топор, у второго двустволка. Вид ускутских мужиков недвусмысленно указывал на то, что они готовы в любой момент пустить оружие в дело.

– Все в порядке! – с невозмутимостью удава заверил я обоих. – Не стоит ни о чем беспокоиться. У нас всего лишь прошли очередные перевыборы командира группы. Само собой, демократические. – Я подкинул бластер в руке. – Ваш покорный слуга победил с большим перевесом.

Пришелец посмотрел на меня мутным взглядом, потом уронил голову на грудь и отправил на пол кровянистый плевок.

Глава 8

ПОХОД К ТАМАРИНСКОЙ СТРЕЛКЕ

Ночью я проснулся оттого, что кто-то усердно тряс меня за плечо.

– Вставайте! Скорее!

Вздрогнув, я открыл глаза. Надо мной склонилось скуластое лицо Кирюхи, который вроде должен был нести дежурство. В полумраке избы стояла тишина, лишь негромко щелкали стрелки настенных часов. Голова ясная, никакой мути после сна. Я четко знал, что надеть, что взять с собой, какие отдать приказы, в каком направлении выступать. Беспокоили только две вещи. Во-первых, внутренний хронометр указывал на то, что разбудили меня раньше условленной половины четвертого утра. А во-вторых, в Кирюхином голосе сквозила нервозность, нехарактерная для заурядной побудки.

– Что случилось?

– Пришельцы в поселке, – быстро ответил он.

Только тогда я услышал раздающийся с улицы хруст шагов, скрип дверей и непонятные стуки. Звуки гуляли далеко, где-то на другом конце поселка, но все равно от них по спине бежал холодок.

Степан Макарыч, разбуженный раньше меня, уже поднялся и оправлял мятую рубаху.

– Ну-ка объясни, – потребовал он у Кирюхи.

– Длинные. Ходят по домам. Начали с дальнего конца. У соседей сегодня дежурит Митька Андронов. Показал, что с его стороны тоже появились.

– С двух концов пришли, – заключил дед.

– Как увидел, сразу побежал вас будить.

– Уже было такое? – спросил я у Степана Макарыча.

Он не ответил.

– Буди всех – и в подполье, – приказал он племяннику. – Господь даст, переждем, как в прошлый раз. – Он повернулся ко мне со вздохом: – С выходом придется повременить.

– Нет, – решительно ответил я. – Я ждать не могу. Если мы не выйдем в половине четвертого, то не окажемся в расселине до восхода солнца. Это порушит весь план. Надо выступать прямо сейчас. Пока красноглазые далеко от дома, есть шанс, что уйдем незамеченными.

Дед подумал, прищурив левый глаз.

– Ладно. Может, так оно и лучше. Тогда мигом собираемся. Буди своих… Антоха, просыпайся!

– Что? – послышался сонный голос с дивана.

– Вставай, говорю. Тихо.

Изба пробуждалась быстро, бесшумно. В сумраке комнат зашевелились и задвигались темные силуэты. Я видел, как на кухне тяжело поднялась хозяйка. За стеной молодая жена Кирюхи разбудила младенца; он захныкал, но звук быстро смолк – девушка прижала его к груди, подавляя плач. Я разбудил Штильмана, спавшего на печной лежанке; Григорий Львович долго не мог понять, что происходит. Пришлось за шкирку сдернуть его на пол и велеть немедленно собираться.