Первым шел Степан Макарыч, прокладывая лыжню. Вторым – Штильман, третьим – Кирюха с Бульвумом на спине. Я замыкал цепочку. Приходилось выбирать участки, свободные от плесени, однако с каждым метром находить их становилось все сложнее, и подошвы лыжных полозьев облепили желтые волокна, которые торчали во все стороны и тормозили скольжение.

Возле островка высохших пихт я догнал Штильмана. Услышав рядом с собой шорох лыж, он оглянулся.

– Как вы думаете, Григорий Львович, – спросил я, – зачем нашим гостям понадобилась плесень? Не эта плесень, разумеется. Та, которая покоится в капсуле.

– Разве непонятно? – глухо ответил из-под шарфа Штильман, выпуская облачко пара. – Это могущественное оружие. Бомба. С его помощью можно шантажировать другие цивилизации. Неудивительно, что они хотят его получить.

Тоже самое говорил мой брат. Видать, они вместе строили эти теории после допроса Бульвума, сидя темной ночкой в своей брифинг-рум.

– Тогда почему красноглазых не пугает угроза раскрытия капсулы? Вы говорили, что, скорее всего, они не нашли капсулу. При этом они наверняка в курсе, что ее питание скоро сдохнет и организм-убийца окажется на свободе. Однако возле сопки пришельцы разместились основательно, словно на каникулы. Почему они не боятся?

Штильман пожал плечами:

– Трудно сказать. Наверняка решили вести поиски до последнего. А потом быстро свернутся и поднимутся в космос.

Я обдумал этот вариант.

– Мне почему-то так не кажется.

Я собрался от него отъехать, когда Григорий Львович задержал меня, окликнув:

– Валера, постойте!

Я сдал назад. Штильман некоторое время колебался, потом спросил:

– Вы путешествуете вместе с Бульвумом двое суток?

– Двое с половиной.

– Он демонстрировал… ммм… что-нибудь необычное?

– Вы о телекинезе?

– Именно.

Я вспомнил, как Бульвум сбил меня со снегохода. Как, не тронув и пальцем, оттолкнул руку с картой. Про легкий ветерок, возникающий, когда он гневается, даже не вспоминаю – так часто это происходило. Но больше всего меня поразило, с какой легкостью ферг расколол голову красноглазого пилота. Мимолетный взгляд, едва заметное движение подбородка – и пуленепробиваемый треугольный череп треснул, как яичная скорлупа.

Я не стал об этом рассказывать Григорию Львовичу, потому что он мне тоже рассказывает далеко не все.

– Кроме того, что пришелец демонстрировал в институте, ничего нового я не видел, – скучно ответил я и на всякий случай добавил: – А что?

– Да так, ничего. Профессиональное любопытство.

И Штильман поспешил отстать от меня, сделав вид, что у него что-то случилось с креплением.

Почему-то я ему не поверил.

Даже не знаю, сложно это объяснить. Вроде все сходилось, Григорию Львовичу по профессии положено проявлять любопытство относительно того, как ведет себя пришелец. Даже в обстановке грядущего конца света, свойственной нынешнему Дню, ученый остается ученым… И все-таки я чувствовал, что Григорий Львович говорит неправду.

Григорий Львович лжет.

Стало светлее. Снега Тамаринской стрелки выросли над деревьями и занимали теперь половину неба. Мы поднимались на предгорье. Тайга поредела, желтизны в ней поубавилось – плесень предпочитала селиться на деревьях, а не на снегу или на выступающей из-под него породе. Хотя я полагал, что причина заключается не только в том, что нравится плесени, а что нет. Штильман оказался прав, это был какой-то временный выброс, который сейчас трудно объяснить. Решив не ломать пока голову, я отложил загадку в самый дальний файл своего мозга – тот, где у меня хранятся все загадки и тайны современности, начиная с Бермудского треугольника и заканчивая словом «мерчандайзинг». Раньше в этом файле валялся вопрос о внеземных цивилизациях, но с ним, как вы понимаете, я давно разобрался. К великому сожалению, внеземные цивилизации существуют.

Бульвум снова перекочевал на мою спину. Хорошо ему путешествовать, не касаясь ножками сугробов, сменяя уставших лошадок одну за другой. Наездник, блин! Когда начнется реальный подъем, потопает своими ножками, хватит конных прогулок.

– Подтягиваемся! Не отстаем! – командовал из головы колонны Степан Макарыч. – До рассвета не больше часа.

Я подналег на палки, дыхание участилось – все-таки поднимался в гору и нес на спине груз. Бульвум засопел над ухом, будто тоже двигал конечностями. То ли пытался таким образом мне помочь, то ли изощренно издевался. Мне показалось, что последний вариант ближе к истине.

– Сейчас допыхтишься, – предупредил я, – в сугробе заморожу. И в этот раз разморозить тебя будет некому.

Он на несколько секунд замолчал, словно смысл фразы дошел до его инопланетных извилин, но затем принялся пыхтеть еще громче и усерднее, прямо как старая проститутка. Ну точно, специально меня доводит, безволосая обезьяна. И ему это почти удалось: мне нестерпимо захотелось приласкать его лысый череп хорошей затрещиной. Жаль, нельзя. На мое действие непременно последует ответ, а для склоки момент – неудачнее трудно придумать. Поэтому я стиснул зубы и терпел его издевательства, отпечатывая в памяти каждую секунду, чтобы потом отплатить той же монетой и в том же количестве.