Шрифт:
После того как эмир выдал в качестве заложников трех видных лиц из своей свиты [458] , его перенесли назад на берег. Толпа разразилась аплодисментами и криками радости, что война предотвращена, и поспешила рассыпать цветы под ноги узурпатору-убийце. Европейцы вернулись на свои корабли, и вскоре подошли лодки, везущие целое стадо дареных коров, коз и кур.
Через три дня «деньги за защиту» прибыли под аккомпанемент песнопений «Португалия! Португалия!» – так распевали женщины будто бы в спонтанном проявлении радости. Взамен эмир получил назад своих заложников, несколько алых накидок, четырнадцать отрезов темно-красного бархата, жалованную грамоту от имени короля Мануэла, который любезно принимал эмира в качестве своего вассала и обещал защищать его владения, и шелковое знамя, на котором золотом был вышит королевский герб. Привязанное к копью знамя послали на берег в сопровождении почетного караула, под звуки пушечного залпа и оркестра труб, кастаньет и барабанов. Прагматичный Ибрагим принял драгоценный знак с почестями. Он решил пойти до конца, и флаг пронесли по улицам под все новые крики «Португалия! Португалия!» и лишь потом с большими церемониями водрузили на самую высокую башню дворца.
458
Согласно Кастаньеде и Коррейе, которые ради разнообразия более или менее сходятся, эмир передал в качестве заложника одного своего заклятого врага и отказался платить дань в надежде, что да Гама его убьет; в конечном итоге заложник сам раздобыл деньги на выкуп. Когда сделка была заключена, да Гама любезно спросил своего нового вассала, есть ли у того враги, против которых ему могла бы понадобиться помощь, и эмир, стараясь хотя бы что-то извлечь из ситуации, сказал, что в Момбасе (а этот город был главным конкурентом Килвы) весьма страшатся христиан и, без сомнения, раскошелятся на внушительную дань, если их попросить.
Пока фламандский моряк пожирал газами полуголых местных женщин и удивлялся гигантским размерам здешних луковиц и местным овцам с толстыми хвостами, да Гама велел своему клерку составить памятную записку, чтобы ввести в курс дела следующую за ним флотилию. Эмир, заявлял он, повел себя весьма нелюбезно, «вследствие чего я, вооружив себя всеми имеющимися при мне людьми, твердо решил его уничтожить и пришел с моими шлюпками к его дому и послал за ним с гораздо большей нелюбезностью, нежели та, с которой он обращался со мной, и он подчинился и пришел, и я заключил с ним мир и дружбу при условии, что он заплатит дань королю, моему повелителю» [459] . Поскольку эмир считался теперь вассалом Португалии, да Гама приказал своему преемнику сохранять мир, пока эмир держит слово. Он добавил подробное описание курса, которым намеревался следовать, и проинструктировал опоздавших плыть день и ночь, чтобы его нагнать, а письмо подписал: «Адмирал дом Васко».
459
Письмо датировано «Килоа (Килва), 20 июля 1502 года», Biblioteca Nacional de Lisboa, Reservados, Mss. 244, No. Цитируется по: Sanjay Subrahmanyam. The Career and Legend of Vasco da Gama (Cambridge: Cambridge University Press, 1997), 202.
Корабли были вытащены на берег, проконопачены, просмолены и готовы к отплытию. Еще два дня ушло у флота на то, чтобы выйти в открытое море; из-за приливов, предупреждал идущих следом да Гама, выйти из гавани не так-то просто [460] . Всеобщее раздражение сменилось радостью, когда, не успели еще корабли покинуть бухту, на горизонте показался Эштеван да Гама на «Флор де ла Мар». Он отплыл из Лиссабона в мае, но два его корабля потерялись в шторм у мыса Доброй Надежды, и да Гама оставил свое послание в надежде, что они нагонят.
460
«Если это письмо вам передадут до того, как вы войдете в порт, не входите в него, ибо выйти из него трудно, а лучше держите путь дальше и следуйте всему, что было сказано выше», – писал он.
Объединенная армада из 16 кораблей направилась на север в Малинди. Если европейцы предвкушали прославленное гостеприимство султана, их ожидало разочарование. Начали завывать муссонные ветра, хлестал дождь, и корабли загнало на пять миль к северу от города. Флот бросил якорь в небольшой бухте, и матросы отправились на поиски пресной воды. Тем временем да Гама приказал своим капитанам составить списки пряностей, какие они надеялись взять на борт, а также опись денежных сумм и товаров, которые привезли с собой. Он объяснил, что хочет, пока они будут пересекать океан, выработать стратегию, какие именно сделки лучше заключать в Индии. Впрочем, он преследовал и не столь явные цели: несколько кораблей финансировали частные купцы, и он твердо решил не позволить этим кораблям соперничать друг с другом – или с торговыми агентами короля – за драгоценные пряности. «Мы все сочли разумным сообщить ему о наших товарах и денежных суммах, равно как и о том, что мы хотим купить, сохраняя для нас возможность взять на борт пряностей больше или меньше в зависимости от качества и цен, какие мы застанем» [461] , – писал Маттео да Бергамо, торговый агент одного итальянского купца.
461
См.: Paul Teyssier and Paul Valentin, trans. and eds. Voyages de Vasco da Gama, Хронисты же пишут следующее: де Барруш утверждает, что флот зашел в залив в восьми лигах от Малинди; Кастаньеда – что да Гама нанес краткий визит в город; Коррейя приводит подробное описание встречи да Гамы с султаном, который вновь обнял его как брата. И всех их опровергают сообщения очевидцев.
Султан Малинди видел, как корабли прошли мимо, и послал письмо адмиралу. К стоянке португальцев гонцам пришлось брести по пояс в воде, поскольку на суше по ночам бродили дикие звери, и да Гама отправил назад дружеское приветствие и новые инструкции отставшим кораблям не мешкать. Африканская часть его экспедиции прошла более-менее согласно плану, и да Гама решил направиться прямиком в Индию. После всего двухдневной стоянки флот поднял паруса в пятницу 29 июля.
Муссон не пошел им навстречу. Шторм загнал армаду едва ли не к Аравийскому полуострову, и когда флот наконец прибыл в Индию, то оказался к северу от Каликута на территории, контролируемой мусульманами. Корабли двинулись вдоль берега на юг и прошли мимо города, султан которого, как записал фламандский матрос, имел в своем владении по меньшей мере восемь тысяч лошадей и семьсот боевых слонов. Европейцы, добавил он, захватили четыреста кораблей, «и мы убили людей и сожгли их корабли» [462] .
462
Calcoen, Фламандский матрос пишет, что флот направился на северо-восток на муссонных ветрах и 21 августа прибыл к «большому городу, называемому Комбаэн», – подразумевается Камбай, который на протяжении шестисот лет был важным портом Гуджарата; сегодня он известен как Кхамбхат, его гавань давно занесло илом. Далее фламандец пишет, что, проплыв вдоль побережья, флот достиг города Оана (скорее всего Гоа); именно там, по его утверждению, были захвачены и сожжены 400 кораблей. Другие документы эти сведения не подтверждают. Маттео да Бергамо пишет, что шторм отнес их к Дхубулу (Мумбаи); Лопеш описывает похожее место, но называет его Калинул.
Имела место эта ужасающая бойня или нет (а если и имела, то почти наверняка в гораздо меньшем масштабе), адмирал Индийского океана твердо решил раз и навсегда очистить Аравийское море от арабов. Так приказал король. Бойня в Каликуте и нападения на португальские флотилии сделали это лишь еще более настоятельным. Да Гама был готов исполнить свой христианский долг, и, без сомнения, перспектива лично отомстить за то, как с ним здесь обошлись, ожесточала его душу.
Несколько дней спустя флот прибыл на остров Анджедива, где в первое путешествие был взят в плен Гаспар да Гама. К тому времени сотни матросов были поражены цингой. Их перенесли на берег и разместили в импровизированных хижинах. Загадочная болезнь наводила ужас на новичков, хотя фламандский матрос старался отвлечься от ее ужасов, охотясь на пятифутовых ящериц. Дружелюбные туземцы принесли много еды: свежую и вареную рыбу, огурцы и бананы, которые португальцы, одержимые этими плодами, называли «индийскими фигами», – но шестьдесят или семьдесят человек все равно умерли.
Однажды утром на горизонте появился парус, и адмирал послал три корабля и две каравеллы отогнать судно прочь. Когда они приблизились, на судне подняли штандарты и флаги, и команды разразились радостными криками. Это оказался один из двух кораблей, отплывших в мае и потерявшихся у мыса Доброй Надежды. Корабль принадлежал богатому «новому христианину» Руйю Мендешу де Брито [463] , а капитаном на нем служил флорентиец Джованни Буонограция; на борту также находился клерк Томе Лопеш, взявшийся составить полный отчет о плавании. Когда корабль присоединился к флоту, матросы заполонили его палубу послушать новости из Португалии и узнать, не везут ли они письма. Отставший корабль заглянул по дороге в Малинди, и теперь моряки раздавали поправляющимся пациентам кур и апельсины – подарок тамошнего султана.
463
Судовладелец Руй Мендеш де Брито был скорее всего из семьи «новых христиан», которая играла заметную роль в португальской торговле драгоценными камнями, а также в банковских операциях. Руй Мендеш упоминается как финансист флотилий, отправлявшихся из Антверпена между 1504 и 1508 годами, когда город уже становился главным европейским перевалочным пунктом португальских пряностей. В 1512 году некий Диогу Мендес, вероятно, происходивший из той же семьи, окончательно перебрался в Антверпен и сказочно разбогател на торговле пряностями; к середине XVI века семья заправляла львиной долей торговли пряностями и контролировала несколько бирж. См.: Marianna D. Birnbaum. The Long Journey of Garcia Mendes (Budapest: Central European University Press, 2003), 15–22.
Вскоре объявился и второй потерянный в мае корабль, и теперь уже огромная армада поплыла к Каннануру, самому северному из трех главных портов Малабарского берега. По пути европейцы захватили несколько лодок и присвоили себе их груз риса, меда и масла. Подданных дружественных правителей отпустили; остальных обратили в рабство, а их суда сожгли.
Вместо того чтобы войти в порт Каннанура и начать торговать, адмирал приказал своим капитанам выжидать в море. Флот остановился напротив горы Эли, вехи, на которую держали курс арабские штурманы, и месте, которое сам да Гама впервые увидел в Индии.