На поле боя я способен отключить себя от лишних движений, вспоминая то, чему

научился. Я создал репутацию холодного, бесчувственного монстра, который ничего не

боится и не переживает за деньги.

Но все это обманчиво.

Потому что я ни кто иной, как трус.

Глава 14

Солнце садится.

Уже скоро у меня не будет выбора, кроме как вернуться на базу, где мне придется

слушать своего отца, вместо того, чтобы пустить ему пулю в открытый рот.

Поэтому я тянул время.

Я издалека наблюдаю, как бегают дети, когда их родители загоняют их по домам. В

один прекрасный день они вырастут, чтобы понять, что регистрационные карточки,

выданные Восстановлением – на самом деле отслеживающие устройства. То, как их

родители работают, получая деньги на фабриках, на самом деле тщательно

контролируется. Они подрастут и осознают, что все, что они делали – записывается,

каждый разговор анализируется, вплоть до шепотов. Они не знают, что на каждого жителя

заведены разные документы, и что каждая анкета значительной толщины: документы на

их дружеские отношения, семейные, рабочие навыки, и даже то, как они проводят свое

свободное время.

Мы знаем о них все.

Даже чересчур.

Так много, что я забываю, что мы имеем дело с живыми людьми, пока не вижу их в

этих местах жительства. Я запомнил имена почти каждого в Секторе 45. Мне нужно знать,

кто живет в моей юрисдикции, будь то солдат, или же простой гражданский.

Вот, например, я знал рядового Симуса Флетчера 45B-76423, который бил жену и

своих детей каждую ночь.

Я знал, что он пропивал свои деньги, но также знал, как голодала его семья. Я следил

за тем, как он тратил свои деньги, как воровал еду с нашего склада. Я знал, что его детям

было до десяти лет и они не ели в течение недели; что они неоднократно посещали

медиков из-за различных переломов и швов. Мне было известно о том, что он ударил

свою девятилетнюю дочь, разбив ей губу, и сломал челюсть, выбив два передних зуба;

знал, что его жена была беременна. И также был осведомлен, что однажды он ударил ее

так сильно, что на следующее утро она потеряла ребенка.

Я знал, потому что был там.

Мне хотелось останавливаться в апартаментах каждого гражданского, гостить у них,

задавая вопросы про их здоровье и жизни в целом. Мне хотелось знать об условиях их

работы, обо всех членах семьи: были ли они больны, или должны быть

госпитализированы.

Она была там в тот день. Жена Флетчера. Ее нос был сломан, а оба глаза опухли так

сильно, отчего казалось, что они закрыты. Она была настолько тонкой и хилой, желтого

цвета, отчего я думал, что она рассыплется на части просто сидя. Но когда я спрашивал ее

о травмах, она не смотрела мне в глаза. Она ответила мне, что упала, в результате чего

сломала нос и потеряла ребенка.

Я просто кивал. Поблагодарил ее за сотрудничество.

А после призвал всех.

Я хорошо осведомлен, что большинство наших солдат воруют со склада. Я отвечаю за

весь инвентарь и знаю, что постоянные поставки пропадают без вести. Но я позволяю им

эти нарушения, просто чтобы не рушить систему. Несколько лишних кусков хлеба, или

мыла держат моих солдат в здравом настроении; они усерднее работают, если здоровы, и

к тому же большинство из них отдают эти продукты своим супругам, детям,

родственникам. Такую уступку я могу позволить.

Но есть несколько вещей, которые я не прощаю.

Я не считаю себя нравственным человеком. Я не философствую о жизни и не

беспокоюсь насчет законов и принципов, которыми регулируются многие люди. Я не

берусь за различие хорошего и плохого. Но я живу по определенному кодексу. А иногда я

думаю, мы должны научиться стрелять первыми.

Симус Флетчер убивал свою семью. И я выстрелил ему в лоб, потому что думал, что

это гуманнее, чем разорвать его на куски собственноручно.

Но мой отец узнал о Флетчере. Мой отец застрелил троих детей и их мать, потому что

они зависели от пьяного ублюдка, обеспечивавшего их проживание. Он был их отцом, ее

мужем, и причиной, почему все они умерли преждевременной смертью.