— Парадокс.

— Объяснимый. Во-первых, одиночество тех, кто не нашел. Возможно, временное. Второй вариант хуже. Одиночество того, кто потерял. Таких немало, Бакния ведь страна бедная, с болезнями, с высокой смертностью, и чаще и раньше у нас умирают женщины. На Земле ведь наоборот?

— Ага. А почему так?

— Я думаю, из-за кевзэ. Это же система физических упражнений. Она оздоравливает. Но она чисто мужская.

— А женщины ничем таким не занимаются?

— Таким нет. У вас ведь тоже масса всяких гимнастик, но нет системы, которой занимались бы все поголовно, как кевзэ. Так что смертей много. Даже если опустить войну, Перелом и Изия. А тот, кто потерял партнера по гармонии, обречен на одиночество. Потому что найти это однажды уже трудно, для многих почти чудо. А повторить… Женщины переносят такую потерю хуже, нередко кончают с собой.

— Как Дина. Она ведь тоже пыталась…

— Когда я узнал про арест Лея, я сразу подумал об этом.

— А заранее ты не знал?

— Нет, Дан. Я бы его предупредил, как ты понимаешь. Я узнал через несколько часов. И послал Санту к Поэту. Бегом. Велел передать, чтоб он тоже бежал к Дине. Сам я пойти не мог, она меня не впустила бы. Поэт успел… И не успел. То есть она выпила эту отраву, но он подоспел раньше, чем… Чем стало поздно.

— То есть, фактически это ты ее спас?

— Скажешь тоже!.. Словом, с женщинами хуже. Но и мужчины… Они такого, как правило, не делают, но… Возьми Науро. Ты знаешь его историю?

— Знаю.

— Или Мастера. Его жена умерла совсем молодой, и он всю жизнь жил в тоске по тому, что она унесла с собой. И все-таки ни о чем не жалел. Считал, что лучше страдать, чем не познать этого вообще…

Маран снова задумался.

— А при чем тут дети? — спросил Дан. — Какое отношение гармония имеет к рождаемости? Пусть браков заключается меньше. Ну и что? На Земле теперь вообще почти никто не женится, но женщины все равно обзаводятся детьми. Если хотят.

— Это потому что земные мужчины безответственны, — сказал Маран с легким оттенком пренебрежения.

— В каком смысле?

— Прямом. Они не контролируют себя и походя делают детей, о существовании которых порой даже не знают.

— Не все. И не всегда.

— Но многие. И нередко.

— А что, на Торене такого не бывает?

— За всю Торену не поручусь, но в Бакнии не бывает.

— Но ведь и в Бакнии не все занимаются кевзэ, и, значит, есть такие, кто не умеет контролировать…

— Есть. Им приходится пользоваться малоприятными методами, похожими на ваши. Но они так же, как и прочие, понимают, что продолжение рода — дело серьезное.

— Ты хочешь сказать, что в Бакнии нет ни одного мужчины, который стал бы отцом случайного ребенка? — спросил Дан недоверчиво.

— Думаю, что нет.

— И ты уверен, что сам, при всех своих похождениях, ни разу ни с кем не допустил такой возможности?

— Конечно, уверен. За кого ты меня принимаешь? — Маран посмотрел на озадаченного Дана и улыбнулся. — Не удивляйся. Ты же понимаешь, при той свободе сексуальных отношений, которая культивировалась в Бакнии тысячелетиями, по ней могли бы бегать миллионы неизвестно чьих и мало кому нужных детей. Если б в противовес этой свободе не была выработана установка на ответственность, подкрепленная способностью к физиологическому самоконтролю… — Он замолчал, потом сказал совсем другим тоном. — Послушай, Дан. Насчет атласа. В нем даны не только планеты, но и расстояния, на которых они находятся от своих звезд. Мы ведь можем, исходя из светимости и прочих известных нам характеристик этих звезд, а также удаленности от них указанных в атласе планет, определить, на каких именно планетах температурный диапазон и спектр достигающего их поверхности излучения нам подходят?

— Можем, — сказал Дан, мало озадаченный поворотом разговора, он уже привык к манере Марана думать как бы в двух плоскостях. — Правда, есть и другие значимые факторы. Атмосфера…

— Атмосферу будем считать кислородной. И по прочим свойствам тоже типа нашей, вашей, палевианской.

— Палевианской? — удивился Дан.

— А что такого?

— Нет, ничего. Ты хочешь, чтобы я этим занялся?

— Не сейчас. Ты же в отпуске.

— По-моему, я слишком много отдыхаю. Я ведь на Торене, по сути, бездельничал. Начну завтра же… Да!.. — Он вынул оба конверта, которые, вернувшись в гостиную, машинально вложил в свой детектив. — Тебе.

— Мне? — Маран вскрыл письма, прочел и бросил на стол.

Дан молча наблюдал за ним, но почерпнул немного. Хотя лицо Марана давно уже не было таким неподвижным, как в былые времена, и Дан в полной мере осознал, что от природы тому свойственна мимика почти столь же живая, сколь сильные присущи чувства, но угадать, о чем Маран думает, он все равно не мог.

— Кушать подано, — торжественно, но не без свойственной ее натуре иронии провозгласила Наи за спиной Дана, он оглянулся и увидел не только еду на столе, но и Нику за столом, вскочил, бодро подошел и обнаружил среди блюд с закусками еще и целых три салата, на вид один соблазнительнее другого. Он занял свое место и немедленно потянулся за первым из них.