– Видишь вон там возвышение, будто разглаженную скатерть смяли?

Я присматриваюсь. Действительно, похоже на складку ткани, на фоне ровной линии горизонта видно очень хорошо. Вроде остатка какого-то укрепления. Когда надо найти в однотипном вроде пейзаже какую-нибудь запоминающуюся точку, Дэй делает это играючи. Говорит, сказывается детская привычка к бродяжничеству.

И вновь - растянувшаяся цепочкой процессия, серое небо, скупые фразы. Какой длинный день. А намеченное нами возвышение и впрямь оказывается укреплением. Не знаю, как называются такие вот земляные насыпи, но эта, наверное, очень старая - частью осыпалась, частью размыта дождями. Значит, здесь когда-то были дожди?

– Всё, - я останавливаюсь, - Повязки можно снять.

Бойцы стягивают полосы ткани с лиц, но глаза открывают не сразу, чтобы не заслезились с непривычки. Озираются, ожидая всё же увидеть рядом кого-нибудь из здешнего жуткого зверинца. С явным облегчением избавляются от верёвок - беспомощность для них непривычна и неприятна.

– Переночуем здесь, - Дэй сбрасывает рюкзак, - Командир, распределите дежурства, пожалуйста.

Хороший ход. Вся группа сразу видит, что он не оспаривает лидерства Харнета. Не ещё один командир - просто приданный отряду специалист по нестандартным ситуациям. В сущности, так и есть.

С одной стороны, приятно после долгого перехода переложить ответственность на чьи-то плечи, с другой - не стоит себя обманывать. Да, Терн Харнет в состоянии позаботиться о своих людях, занять их подготовкой к ночлегу и ночными дежурствами, но за их жизни по всем писаным и неписаным законам отвечаем мы. До тех пор, пока впереди не замаячат палатки лагеря, а в пределах досягаемости не окажется хорошего медика.

Развести нормальный костёр не удаётся: никаких деревьев поблизости нет, а сухой вереск быстро вспыхивает и столь же быстро прогорает. Но тем сильнее люди тянутся к огню - получить хоть немного живого тепла в иллюзорном мире.

– И часто вы так?
– спрашивает кто-то. Я узнаю парня с амулетом.

– Что - часто?
– не отрывая взгляда от пламени, переспрашиваю я.

– В такие истории влипаете.

– Каждое задание. В этом наша работа и состоит - сначала в историю влипнуть, а потом из неё выпутаться.

– Вас кто-то учит?

– Только стрелять, - Дэй зачем-то обрывает травинки рядом с собой, но не отбрасывает, как человек, которому нечем занять руки, а складывает на колени, - Стрелять, драться, оказывать первую медицинскую помощь. Сделать человека чистильщиком нельзя, это, наверное, что-то врождённое, вроде цвета глаз.

М-да. В отношении нас довольно меткое сравнение. А травинки всё ложатся и ложатся на камуфляжную ткань. По моим подсчётам, из них уже венок сплести можно - если, конечно, нашёлся бы охотник плести венок из этого сена. Не выдерживаю и заглядываю через плечо. Ещё кто-то придвигается ближе.

Сухие жесткие стебли - скорее сломаешь, чем переплетёшь. Дэй, однако, справляется: так дети обычно рисуют железную дорогу. Два длинных стебля, между ними - перекладины. Поставишь, прислонив к чему-то - будет лестница, вот только выдержит она разве что бабочку. А вот венки Дэй в детстве точно не плёл - поделка выходит неаккуратная, травинки торчат во все стороны.

– Ловкие пальцы. Музыкант?

– Нет, конечно. Я же бывший беспризорник.

Надо быть Дэем, чтобы признаться в бродяжничестве с видом потерянного родственниками принца крови, рассказывающего о своём высоком происхождении.

– И кошелёк вытащить можешь?

– Я сказал "беспризорник", а не "карманник".

– И что это будет?
– увожу разговор от неприятной для него темы.

– Не знаю, - равнодушно бросает Дэй, - Но ведь что-то да получится?

– Ладно, давайте спать, - заканчивает посиделки командир Харнет.

Он прав - начинает темнеть. Укладываемся вповалку, чтобы было теплее. Я привыкла засыпать, положив руку на грудь Дэя и чувствуя, как стучится в ладонь его сердце. Харнет сказал, что в эту ночь с дежурством справятся его люди, и мы особо не сопротивлялись, только попросили, чтобы в случае чего нас разбудили немедленно. Как любит повторять Стэн, лучше быть параноиком, чем трупом. Но за передышку я была очень благодарна - если вспомнить, какой для меня была минувшая ночь.

– Дэй, - сонно спрашиваю я, - Ты любишь жемчуг?

– Жемчуг?
– удивляется он, - Не задумывался. Нет, на девушках, наверное, люблю, это красиво. Хотя я его и в руках-то никогда не держал. Почему ты спрашиваешь?

– Когда вчерашняя тварь прикидывалась тобой, у неё был жемчуг в волосах. Речной. Длинные-длинные косы, и в них вплетены тонкие жемчужные нити.

– Ну, длинных волос у меня не будет ещё долго, - в его голосе проскальзывает сожаление, - Но жемчуг... Блин, это какой-то странной фантазией нужно обладать. Спасибо, что не шпильки. Или гребни.