Конечная станция. Рельсовый круг. Выходит, что мы развезли все вагоны. Здесь, в тупике, оставляем "накатник": все остальные вагоны - на станциях. Днём их разгрузят, погрузят, и будущей ночью Экспресс заберёт.

Короткая пауза (чай у смотрителя), и - луч прожектора, вздохи машины...

Светает. Лампа под крышею склада как будто померкла; служитель, зевнув, принимает вагоны - семь штук, развезённых вчера Полуночником. Плюс от военных, с конечной, вагон. Паровоз без вагонов теряет солидность, буквально несётся домой.

Прибываем в депо. Кочегар, попрощавшись, уходит. Его походка контрастирует с лёгким пружинистым шагом механика: все мы устали, но по механику это не видно.

– - Как паровоз?
– механик буквально влетает в кабину.

– - Без замечаний.

– - Не стесняйся: поломка вагона была - одно название. Всё починил, и сидел как дурак...

– - Да правда как часики!

– - Верю.

Нажав на педаль открывания топки, механик глядит на огонь.

– - Значит - не паровоз, - говорит.

Закрыл поддувало, крутнул кран эжектора.

– - Значит... по-моему, твой кочегар заболел. Бледный какой-то. А я думаю, что мне не нравится?..

Он пошатал педаль топки рукой, потом резко нажал и немедленно бросил. Короткий чих пара - "хлопушка" открылась и с лязгом захлопнулась.

– - Манжета, по-моему, "травит"... Ты это... свистнешь: писать мне его как бы в смену, или Ирина его отстранит.

"Ирэн отстранит"? Неужели так плохо?!

– - Керенский-ака!
– торопит механик - Слезай пожалуйста...

Это кто тут временный?! Ах, да: у депо маневрирует только механик. Придётся "слезать". Под левым окном откидная "сидушка", но я на сей раз не сажусь.

Механик имеет свой стиль: паровоз не идёт ровным ходом, он либо в разгоне, либо тормозит. И выглядит это как точный прыжок. Загляденье! Но мне не до этого. Лишь паровоз остановлен, я пулей лечу к конторке механика. Там я беру лист бумаги (ручку достал из кармана заранее), и, севши за стол... не могу сформулировать просьбу! "Товарищ доктор..." - я отложил этот лист. "Уважаемая Ирина Васильевна..." - а как писать дальше?..

За стенкой-окном, "деревенской верандой" из маленьких стёкол, механик спускает пары и буквально на ощупь меняет прокладку. Ключи исполняют стремительный танец, минута - машина исправна!

Механик любовно протёр инструмент, по-докторски тщательно моет и руки. По-докторски... Что писать доктору?!...

Не знаю зачем, но я взял чернила, разнял ручке корпус, и принялся оную дозаправлять.

Механик вошёл незаметно. Подумав, он тоже достал свою ручку. Пока я крутил поршенёк, он взглянул на бумагу. Чему-то кивнул:

– - Возьми в правом ящике... нижняя папка. Перепиши и верни образец.

На ощупь вытянув папку (под каждую - полочка, ровно в размер!), я смотрю на механика, на его ручку. Боюсь пропустить это действо. Мне нравится наблюдать, как он заряжает чернила: два быстрых движения поршнем: наверх до упора и резко назад. Секунда - и ручка заправлена.

Это перо - произведение инженерной мысли, английская схема Vac-Fill. И, по-моему, только механик пишет пером EF. Его мелкий, убористый почерк едва ли не требует тонкой "заточки" пера.

Депо я покинул с коротким письмом. И вот я бегу... я почти бегу к доктору.

Город пустынен. Мои каблуки отдаются, похоже, на дальнем конце его. Только роса, едва видимым блеском покрывшая улицы, траву газонов, и листья деревьев, и крыши домов - лишь только роса приглушает их гром по брусчатке. Прохлада рассвета скорее приятна.

Обычно в такую погоду я тихо иду - тихо и медленно. Но не теперь: я знаю, что ранее утра Васильевна вряд ли проснётся, будить же её я не стану. И те пять минут, на которые раньше я брошу записку, "погоды не сделают". Но - я бегу, пусть почти, но бегу, как будто от спешки хоть что-то изменится.

Вот и подъезд. Перечтя ещё раз, едва не опускаю записку не в тот ящик (тоже Иринин, однако не тот). У доктора два почтовых ящика: один для ординарной почты, другой же - для срочной (снабжён электрическим датчиком с громким звонком).

Я кинул записку в "обычную" прорезь: там, за стеною, прозрачный лоток. Насколько я знаю доктора, она всегда разбирает почту утром, а также немедленно как обнаружит. И не было случая, когда вызов к больному пришлось повторять.

После яркого света в подъезде казалось, что утро пока отступило. Вдруг снова пришло, заискрилось...