— Может что? — он против воли поднял на нее глаза.

— Изменять Вам.

— Дарио очень красивый.

— Но это не повод так себя вести! — она очень хорошо разыгрывала возмущение.

Ей страстно хотелось затащить его в постель и насолить этой выскочке. Она страшно ей завидовала.

— Думаете, она не встречалась с ним, пока Вас не было?

— Это не Ваше дело! — резко ответил Декьярро.

Ему совершенно не хотелось посвящать эту наглую и развязную девицу в подробности своих личных переживаний.

— А Вы поговорите о ней… с Джорджем, например. Наверняка, ему есть, что сказать о своей лучшей подруге. Единственной подруге! Задушевной, можно сказать, — насмешливо заявила Элен.

Она с удовольствием заметила, что у него взбешенные глаза. И ушла. Хитрая женщина всегда так поступает после того, как нагадит.

В это самое время Деметра нашла Дарио. А Декьярро решил узнать о цели ее визита из первых мест. Разумеется, он услышал совсем не то, что ожидал. А нечто весьма неожиданное.

— Дарио, можно тебя на минутку?

Он вышел.

— Я тебя слушаю очень внимательно.

— Помнишь, вчера тебе… пришлось… помочь мне не упасть?

Дарио улыбнулся.

— Лучшее воспоминание в моей жизни.

— Дурак! — неожиданно оборвала его радость Деметра.

— Ну, зачем же ты так? Я действительно был счастлив помочь тебе.

— Дарио, у меня случилось несчастье. Я беременна.

Декьярро обалдел. Он был в полном шоке. И сразу вообразил совсем не то, что следовало бы вообразить.

— И чего же ты хочешь?

— Декьярро не должен узнать об этом.

«Ну, еще бы! Мужья обычно все узнают последними. Но нет, дорогуша, это не мой случай! Думаешь, я дам тебе развод? Фиг тебе! Я усыновлю… или удочерю этого… ребенка! Он будет моим… нашим! Но отомщу я тебе, во что бы ты ни стало!»

И он незаметно улизнул. Мужчины и женщины всегда уходят в тот момент, когда следует подождать до выяснения всех подробностей.

А Деметра продолжала объяснять суть проблемы.

— Он не хочет детей. Он много раз говорил мне об этом.

— И ты, как я понимаю, забеременела от святого духа? — ехидно улыбнулся Дарио.

— Не понимаю твоей иронии.

— И я не понимаю… твоего любезного супруга. Если он не хотел детей, зачем же был таким… неаккуратным?

— Это моя вина. Может, ты закроешь дверь, и мы зайдем вовнутрь? Разговор очень деликатный — нас могут услышать посторонние.

Дарио закрыл дверь преподавательской.

— Помнишь, ты обещал мне в тот день, когда мы с мужем помирились, что я перед примирением с ним, как следует, доиграюсь?

— Да.

— Я и доигралась, очевидно.

— Ты допустила его в свою постель.

— Не совсем. Он меня обманул. Обманом переспал со мной.

— А-а-а! Но ведь ты сама трепала ему нервы.

— И теперь я еще и беременна. Что мне теперь делать? Как скрыть это от него?

— Можешь скрывать… месяцев 9. Потом это будет сложновато.

— А может… Я подумала, что ты можешь удочерить нашего ребенка.

Дарио рассмеялся.

— Я бы с большим удовольствием удочерил… тебя.

— Нахал ты! — обиделась Деметра.

— Не просто нахал, а страшно притягательная личность.

— Теперь ты меня бросишь, да? Уедешь куда-нибудь. Ты ведь почему-то решила, что Декьярро не обрадуется твоей беременности.

— Он сам так говорил.

— Ну и дурак! Надеюсь, он изменит мнение.

Декьярро испытывал целую бурю чувств: гнев, злость, ревность, отчаяние, ненависть… и любовь. Всепоглощающую, всеобъемлющую любовь… к ней. К своей жене.

«Как она могла… с ним? И уже беременна! Видно, он не очень-то заботится о последствиях. Еще бы! Дарио об этом и не думает. Единственное, что его заботит — его персона. И удовольствие, которое он стремится получить. Выгода, которую он стремится извлечь из любой женщины. Он начнет уговаривать ее избавиться от ребенка. Дети — это обуза. Они мешают наслаждаться жизнью. Да и ребенок появится… незаконнорожденный».

И он твердо решил с ней не разговаривать. А Деметра, не подозревающая о том, что мужу известно о ее беременности, решила вести себя с ним ласковее и нежнее, чем обычно. Вдруг это поможет ей усыпить его бдительность, и он ничего не заметит. Вернее, заметит, конечно же. Ее любовь к нему.

Деметра явилась домой одна. Она запретила Дарио ее подвозить. Хватит испытывать его терпение. Декьярро открыл ей. И ничего не сказал.

— Прекрасный вечер, правда?

Молчание.

— Покормишь меня? Я голодная.