Софи встретилась с его взглядом, который вонзил нож в её сердце.

Он должен снова её полюбить. Ему придется.

Потому что она разрушит его, если он посмеет полюбить другую.

Глава 23

Свет мой зеркальце

Даже зарывшись в кружевные подушки все, что слышала Агата, это несколько ужасных слов:

ЖИВИ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ.

Какой жизнью? До Софи, все, что она помнила — это тьма и боль. Софи заставила её почувствовать себя нормальной. Софи заставила почувствовать себя нужной. Без Софи она была уродцем, ничем...

У Агаты свело живот.

У ведьмы никогда не бывает своей собственной сказки.

Без Софи, она была ведьмой.

В течение шести дней Агата безвылазно оставалась в своей башне, слушая крики Счастливцев, терроризируемых очередным нападением. Все совместные учебные занятия были отменены на неопределенный срок, включая обед и занятия Лесных отрядов. Может это была её вина? Разве не ведьмы разрушают сказки? Когда в криках, раздававшихся снаружи, прибавилось паники, её чувство вины обострилось еще сильнее.

А потом нападения прекратились.

Счастливцы ютились в общих комнатах, затаив дыхание. Но, по прошествии субботы и воскресенья, Агата поняла, что буря миновала. Софи могла прийти в любую минуту, чтобы извиниться. Глядя на розоватую луну, Агата обняла подушку и молилась, что их дружба это переживет.

Под дверью послышался звон фей, и она обернулась, чтобы увидеть, как под дверь проскользнула записка. Сердце в груди заколотилось сильнее, она скатилась с кровати и взяла её в потные ладошки...

Уважаемые Ученики,

До Снежного Бала осталось шесть дней. Эта неделя состязаний покажет вашу готовность. Несмотря на недавние препятствия, в дальнейшем не предвидится никаких заминок. Наши традиции – вот, что отличает Добро от Зла. Даже в самые мрачные времена, Бал может быть лучшей возможностью для вас найти свой счастливый конец.

Профессор Дови.

Агата простонала и зарылась в розовые простыни.

Но как только она начала засыпать, ей стали слышаться слова... Бал... успех... счастье... Она провалилась во тьму, а они повторялись эхом еще, еще и еще, пока, словно волшебные семена, не посеяли в её душе надежду.

Раван на цыпочках крался к комнате номер шестьдесят шесть, а за ним впотьмах сияли шесть лебедей на груди еще шестерых Несчастливцев.

— Если нападения прекратились, может она померла, — сказал Векс.

— Может злодейки по воскресеньям не творят Зло, — предположил Брон.

— Или может Софи перестала сохнуть по своему тупому принцу! — хохотнул Раван.

— Вам никогда не перестать сохнуть по своей любви, — подавленно сказал Хорт, одетый в грязные длинные кальсоны. — Даже если она крадет у тебя комнату и пижаму.

— Софи даже не должна была позволять себе любовь! — резко ответил Раван. — Когда я в первый раз сказал отцу, что мне понравилась девочка, он обмазал меня медом и запер на ночь в берлоге с медведями. С тех пор, мне ни одна девчонка не нравилась.

— Впервые, когда я сказала, своей матери, что мне кое-кто понравился, как она запихнула меня в печь и целый час пекла, — согласилась Мона. Её зеленая кожа при этом побледнела. — Напрочь отбила охоту думать о мальчишках.

— В первый раз, когда мне понравился мальчик, папа убил его.

Вся группа остановилась и уставилась на Арахне.

— Может у Софи были просто плохие родители, — предположила она.

Понимающе кивнув, Несчастливцы сгрудились возле комнаты номер шестьдесят шесть, прячась в тени. Затаив дыхание, они нашли себе каждый по местечку на двери и приложили к нему свои уши.

Они ничего не слышали.

— На счет три, — произнес Раван одними губами. Несчастливцы попятились, готовые штурмовать дверь. — Раз... два...

— Выпей это.

Раздался голос Анадиль внутри. Несчастливцы тут же прислонили уши к двери.