Твой отецъ.

20 Іюня 185…

Эмиль былъ боленъ. Я было боялась скарлатины, но дло ограничилось корью. Я не писала теб потому что докторъ самъ взялся извстить тебя о ход болзни, но потомъ, не видя никакой опасности, онъ счелъ не нужнымъ пугать тебя. Выздоровленіе шло быстро и недли черезъ дв, Эмиль уже совершенно оправился. Что же касается меня, то тревога и безсонныя ночи растроили немного мое здоровье. Въ этихъ случаяхъ англійская медицина предлагаетъ лекарство, какъ кажется самое дйствительное если судить по увренности, съ какой его прописываютъ и по охот съ какой ему подчиняются.

Это лекарство состоитъ въ перемн климата.

Воздухъ, которымъ мы дышимъ въ Маразьон — превосходенъ, но я думаю, что англійскіе доктора преимущественно расчитываютъ для возстановленія силъ своихъ паціентовъ на перемну обстановки и привычекъ, на видъ новой природы. Я не хочу отъ тебя скрывать, что мысль о путешествіи, или лучше сказать о прогулк, сильно улыбалась мн; я знала что наши окрестности часто посщаемыя туристами, отличаются необыкновенной живописностью. Итакъ я приняла на себя видъ покорной жертвы, исполняющей приказанія оракула науки. Наши сборы были не долги. Г-жа Уарингтонъ начертила намъ маршрутъ съ тмъ авторитетомъ, который давало ей знаніе страны. Купидонъ отыскалъ гд-то старую коляску, видавшую лучшіе дни и старую лошадь, которая подъ угрюмымъ видомъ сохранила еще достаточно силы чтобъ выдержать путешествіе по этой гористой мстности. Все это было нанято за небольшую плату изъ день нашего отъзда добрый негръ гордо помстился на козлахъ въ качеств кучера.

Эмиль, щеки котораго уже успли снова зарумяниться, сіялъ счастьемъ; дти ничего такъ не любятъ какъ ожиданіе приключеній. До правд сказать, ожиданія его не сбылись.

Хотя намъ и пришлось прозжать по пустыннымъ мстностямъ и пробираться вдоль угрюмыхъ береговъ, о которые яростно плещутся морскія волны, мы не встртили на пути ни разбойниковъ, ни чудовищъ, ни плнницъ, заточенныхъ въ пещерахъ,

Я расчитывала, что видъ мстности, отличающейся рзкими своебытными красотами, произведетъ сильное впечатленіе на умъ Эмиля. Говорятъ, что видъ озеръ и дикихъ хребтовъ горной Шотландіи внушили Байрону его первые порывы энтузіазма. Я не думаю, чтобы Эмиль сдлался когда нибудь Байрономъ, и не имю никакого основанія желать этого, но мн было бы больно, если бы онъ, выроши, остался безчувственнымъ къ великой поэзіи природы.

Но возлагая такія больныя надежды на это путешествіе для возбужденія его воспріимчивости, я ошиблась и скромно сознаюсь теб въ этой ошибк. Время еще не пришло для этого. Эмиль съ любопытствомъ смотритъ на подробности, но онъ еще слишкомъ малъ, чтобъ охватить цлое.

Мн кажется, что лучшій способъ добиться вниманія отъ дтей это не показывать, что добиваешься его. Въ отношеніи къ Эмилю я только разъ отступила отъ этого правила. Мы были на мыс Лизард: какое собраніе чудесъ! Представь себ массы скалъ всевозможныхъ формъ, одн поднимаются въ высь, другія валяются въ какомъ-то поэтическомъ безпорядк, а между ними волнуется море. У нкоторыхъ изъ кольца окружающей ихъ пны высовывается только вершина — гладкій и лощеный конусъ, вчно омываемый волнами. Взглядъ далеко можетъ прослдить извивающуюся линію береговъ, ежеминутно перерзываемую широкими пропастями и мрачными пещерами, въ которыя съ ревомъ врывается вода, Посреди этихъ величавыхъ чудесъ очень трудно выбрать точку, откуда удобне было бы обнять картину однимъ взглядомъ. Я встала съ Эмилемъ противъ Кинанскова, одного изъ мысовъ, гд море всего живописне обрисовывается среди развалинъ я, взявъ его за руку сказала: «Быть можетъ, ты никогда боле не увидишь подобнаго зрлища, посмотри же хорошенько и запомни это мсто.»

Судя по опыту я имю нкоторое основаніе полагать, что иногда можно приказывать памяти. Я была почти одного возраста съ Эмилемъ, когда мои родители взяли меня съ собою въ Овернъ.

Однажды, когда мы взобрались на одну изъ вершинъ Мондора, мой отецъ торжественно заклиналъ меня незабывать никогда того, что я видла въ эту минуту. И, повришь ли? — панорама горъ, уступовъ и долинъ, которая тогда открывалась у меня передъ глазами, еще и до сихъ поръ такъ живо сохранилась въ моей памяти, что я какъ будто вижу ее передъ собою. Теперь ты поймешь, что заставило меня поступить такимъ образомъ съ Эмилемъ. Правда что въ другой разъ меня хотли заставить подобнымъ же образомъ запомнить какую то другую картину природы и на этотъ разъ попытка не удалась. Изъ этого можно заключить, что если, въ данную минуту, и можно имть вліяніе на память ребенка — это во всякомъ случа героическое средство, которымъ не надо злоупотреблять.

Предоставленный самому себ, Эмиль боле удивляется, чмъ восхищается. Мн кажется, что для того, чтобъ вполн воспринимать дйствительность, нужна извстная доля идеальныхъ представленій. Такъ, напримръ, ребенокъ знаетъ море лишь какъ извстную часть горизонта, обнимаемую взглядомъ и этотъ горизонтъ сравнительно узокъ. Разстояніе скрываетъ отъ него остальное. Поэтъ мечтаетъ и восторгается передъ величественнымъ зрлищемъ водъ, потому что мыслью онъ видитъ дальше. Восторжествовавъ на минуту надъ несовершенствомъ чувствъ, онъ расширяетъ доступныя зрнію границы этой волнующейся массы, небольшую часть которой онъ видитъ, онъ придаетъ образъ безконечнаго, необъятнаго, а безконечность и необъятность суть ничто иное, какъ представленія ума. Словомъ, для него велико не море, а идея моря.

Отсутствіе размышленія — способность эта конечно разовьется со временемъ — объясняетъ мн равнодушіе Эмиля, или по крайней мр его совершенно пассивное удивленіе въ виду нкоторыхъ картинъ природы. Между тмъ, нкоторыя подробности, на которыя я и нерасчитывала, сильно возбуждаютъ его любопытство. Почти вс скалы составляющія Лизардъ и Ландесендъ, носятъ имена, которыя до нкоторой степени говорятъ воображенію. Такъ напримръ, вамъ показываютъ «колонну», «логовище лса», «кухню», «мхи», «жаровню», «лошадь», «голову доктора Джонсона», «фигуру доктора Синтакса» и пр. пр.

Между этими именами многія, разумется, основаніи на совершенно фиктивномъ сходств, за то сходство другихъ бросается въ глаза. Не эта ли игра природы, случайныя изображенія, камни не видавшіе рзца и похожіе на живыя существа или на какіе нибудь предметы, не эта ли игра природы говорю я, внушила первобытнымъ людямъ мысль о скульптур? Какъ бы то ни было, но это безсознательное искуство, начертанное на гранит мощною рукой природы, всего боле возбуждало любопытство Эмиля. Онъ самъ старался найти сходство между скалами и извстными предметани, сходство, которое, впрочемъ, не ускользнуло (какъ то доказываютъ самыя названія скалъ) отъ простыхъ береговыхъ рыбаковъ.