Римская республика въ лучшія свои времена представляетъ намъ, безъ сомннія, много возвышенныхъ и благородныхъ характеровъ. Но то ли мы видимъ въ эпоху ея упадка? Объясняя Эмилю причины успховъ диктатуры, я обращалъ бы вниманіе его именно на отсутствіе гражданскихъ доблестей. Я на опасаюсь вншнихъ опасностей, которымъ можетъ подвергаться свобода, мн не страшны Тарквиніи, ни Порсены у воротъ Рима, пока существуютъ Муціи Сцеволы. Чего я всего боле опасаюсь въ судьбахъ народовъ — это приниженія общественной совсти.

Тираны — въ насъ какихъ и тутъ-то противъ нихъ и надо бороться. Къ чему послужило Бруту и его сообщникамъ убійства Цезаря? Язва цезаризма была въ самомъ сердц Рима.

Ты, замышляющій вырвать власть изъ рукъ диктатора, вырви прежде изъ собственнаго сердца высокомріе патриція, вырви, если можешь, изъ души твоихъ согражданъ пороки и слабости, призывающіе диктатора. Безъ этого подвиги личной энергіи быть можетъ и составятъ блестящую страницу въ исторіи, быть можетъ. они и отсрочатъ на немногіе годы роковую развязку, но они безсильны поднять страну.

Сколько печальныхъ эпизодовъ мрачатъ послдніе дни римской республики — жестокость военнаго деспотизма, проскирпціи, казни, рабское честолюбіе, продажность совсти, стала малодушныхъ и подлецовъ, которые всегда идутъ за колесницей побдителя. И не смотря на все изъ среды задавленной, униженной массы, выдаются по временамъ великіе характеры — какъ скалы, выдающіяся надъ мелководьемъ. Пока еще существуютъ въ обществ эти люди сильные своимъ убжденіемъ, дло свободы Рима еще не проиграно. Еще идетъ борьба, еще нтъ пораженія, нтъ конечной гибели. Послдняя надежда угасаетъ только, когда изнемогшіе отъ борьбы римляне безмолвно подчиняются общающей имъ желанное спокойствіе диктатур, которая усиливается съ каждымъ днемъ сознаніемъ своей все боле и боле упрочивающейся безопасности. Правленіемъ наиболе опаснымъ для величія Рима — былъ смягченный деспотизмъ Августа.

Народное честолюбіе можетъ долго витать себя странными обольщеніями. Народъ считаетъ себя избранникомъ изъ народовъ, народомъ царей. Его орлы торжествуютъ за предлами отечества, онъ какъ и во дни прежней славы побждаетъ по временамъ варваровъ. За него боги, сивиллины книги, памятники его искусства и величественныя зданія, которыя привлекаютъ въ Римъ толпы иностранцевъ. Онъ заново отстроилъ свой вчный городъ. Но ни войска, ни крпости, ни храмы не спасутъ народъ отъ упадка. Капитолій пережилъ римлянъ.

Я скажу всего нсколько словъ о поэтахъ времени Августа. Виргилій и Горацій, безспорно поэты, которыхъ всего чащедаютъ въ руки юношества, не смотря на то, что и тому и другому часта недостаетъ достоинства. Никогда еще никто не замтилъ юношеству, что идея Энеиды могла родиться только во время паденія республики. Она никогда не пришла бы на умъ поэту лучшихъ временъ этой эпохи. Эней — вождь-воплощеніе цлаго народа, вождь спаситель и родоначальникъ поколнія вождей. На подобныхъ произведеніяхъ лежитъ печать вка, печать другой эпохи; хороши ли они или дурны въ отношеніи искуства, но они бросаютъ свтъ на настроеніе умовъ и указываютъ на перерожденіе, произведенное даже въ избранныхъ людяхъ — диктатурой.

Превосходнйшіе стихи въ мір не искупятъ подлость. Низкая лесть, корыстныя похвалы, которыми латинскіе поэты осыпали Августа, подали развращающій примръ ихъ послдователямъ. Сами того не подозрвая, эти поэты создали профессію офиціозныхъ писателей. Однако Виргилій и Горацій князья въ этой професссіи, посл нихъ пошли одни лакеи.

Заключаю. Изученіе древности приноситъ совершенно различные плоды, смотря по тому какъ оно ведется. Поклоненіе древнимъ писателямъ безграничное, не провренное критикой ведетъ, какъ и всякое идолопоклонство къ одному результату: оно съуживаетъ мысль унижаетъ человка. Тиранія воспоминаній, міра фантазіи, звучныхъ «стиховъ, книгъ равно опасна для юношества, какъ и тиранія школьнаго педагога. Меня ни мало не удивляетъ, что въ числ учениковъ грековъ и римлянъ иные ищутъ въ ихъ литературахъ оружія чтобы защищать отживающія идеи, а другіе въ нихъ же берутъ оружіе для борьбы за свободу.

Не смотря на вс наши недостатки, мы лучше людей древняго міра; мы можемъ упасть такъ же низко какъ они, но въ насъ есть „сила снова подняться. Мы не имемъ права гордиться, какъ заслугой тмъ, что мы выше ихъ совстью. Мы пришли посл нихъ и же насъ лежитъ долгъ быть честне, чмъ наши предшественники. Сознаніе общественнаго долга развивается вками, такъ же какъ и сознаніе истины. Кто можетъ добросовстно отрицать поднятіе нравственнаго уровня современной цивилизаціи. Я не думаю утверждать, что въ наше время боле героическихъ характеровъ, боле добродтелей, боле энтузіазма — конечно нтъ; но понятіе справедливости, но уваженіе къ правамъ личности распространились на большую часть человчества, нежели на времена грековъ и римлянъ. Мы чувствуемъ себя связанными общимъ чувствомъ человчества съ людьми другихъ сословій, другаго общественнаго положенія, другой крови, другаго цвта кожи и другаго климата. Мы люди — и мене чужды всему человческому, нежели греки и римляне.

Кто не знаетъ силу первыхъ впечатлній и первыхъ воспоминаній? Шекспиръ, мы имемъ вполн достоврное основаніе утверждать это, былъ во многомъ обязанъ за свой поэтическій геній Авону, живописной рк, омывающей городъ Стратфордъ, роскошнымъ долинамъ, окружающимъ его, Арденскому лсу, въ тни котораго онъ провелъ молодые годи своей жизни. Позже въ своей пьес: «Какъ вамъ это нравится», онъ выбралъ этотъ лсъ мстомъ дйствія для главной сцены этой комедіи и набросалъ въ ней главныя черты живописной мстности. Замчательный умъ своего времени, Оливеръ Гольдсмитъ не забывалъ въ сует и шум Лондона ручей, мельницу, церковь и гостинницу Трехъ голубей, ограду боярышника деревушки Лишой, гд онъ былъ воспитанъ и которую онъ потомъ описалъ въ стихахъ подъ именемъ Обёрна. Вашингтонъ Ирвингъ, замчательный юмористъ и тонкій наблюдатель, благодарилъ Бога за то что онъ родился на берегахъ Гудсоновой рки. «Я могу, говорилъ онъ, приписать все что есть лучшаго въ разнородныхъ свойствахъ моей природы — дтской любви моей къ этой рк. Въ пылу моего молодаго восторга, я придавалъ ей нравственныя свойства, душу. Я удивлялся ея смлому, открытому, прямому теченію. Поверхность Гудсона не походила на обманчивую и свтлую поверхность другихъ родъ, которыя скрываютъ коварныя отмели, безчувственныя скалы, нтъ — это былъ прекрасный водяной путь, такъ-же глубокій, какъ и широкій и который врно несъ суда, доврявшіяся это волнамъ; я гордился этимъ величественнымъ спокойствіемъ, силой и прямизной его теченія».