— Нынче все золото пошло, такъ вотъ, ддушк подъ золото… Кошелекъ большой. Сюда можно хоть на тысячу рублей положить.

Ддушка разсмялся.

— А я дома-то больше двухсотъ рублей и не держу. Все на текущемъ… Какъ понадобится что на уплату побольше — сейчасъ Трифонъ и бжитъ въ банкъ. Да и расплачиваюсь-то чеками, — сказалъ онъ, суя двушкамъ по три рубля въ руку. — Ну, а теб? Надо вдь и теб дать на гулянку, хоть ты и безъ подарка, — отнесся старикъ къ взрослому внуку съ испуганными глазами.

— У меня, ддушка, есть подарокъ, не знаю только, понравится-ли вамъ, — отвчалъ внукъ, суя руку въ карманъ визитки. — Я вамъ выпиловочную рамку своей работы для портрета… Я знаю, ддушка, что вы не снимаетесь и портретовъ не любите, а маменька пристала: «сдлай, выпили».

— Давай, давай. Всякое даяніе благо. Тутъ не подарокъ важенъ, а уваженіе, память.

Внукъ вынулъ рамку изъ бумаги и подалъ, прибавивъ:

— Я, ддушка, если хотите, самъ и сниму съ васъ сегодня портретикъ. Я съ фотографіей пріхалъ. Я живо, по особому способу.

— Сними сними… — согласился снисходительно ддушка.

А дочь старика, Варвара Ивановна, въ это время перешептывалась съ сыномъ студентомъ и говорила:

— Подхалимъ. Женихъ вдь. Женится. Что нибудь вымаклачить хочетъ.

— Ну, возьми себ пятерку… Вотъ маленькій золотой кругляшекъ, — говорилъ ддъ и ползъ въ столъ за деньгами, посмотрлъ по сторонамъ и, видя, что въ кабинет ужъ многимъ ссть нельзя, крикнулъ:- Ну, вы, мелкая шантропа, идите въ другія комнаты и гуляйте тамъ, а здсь взрослые останутся! Да закуску и гостинцы тамъ до поры до времени не ворошить, не трогать! Вдь все для васъ приготовлено. Потомъ съдите.

Дв матери начали тотчасъ-же выгонять маленькихъ ребятишекъ изъ кабинета.

Раздался еще звонокъ.

— Ну, вотъ и Наташа. Послдняя дочка Тогда вс. Тогда можно и за завтракъ приниматься, — сказалъ старикъ Валовановъ. — Мужчинъ-то ужъ, поди, къ водк тянетъ.

— Я водки не пью, папенька, — проговорилъ сынъ Андрей.

— Что такъ? За что-жъ ты на нее обозлился?

— Чувствую, что вредъ приноситъ, въ ноги ударяетъ. Опять-же и вереда пошли по тлу. Докторъ сказалъ, что лучше бросить. Мадерки рюмочку я иногда выпью, а водку бросилъ.

— Подхалимъ, — тихо произнесла Варвара Ивановна брату Алексю и кивнула на Андрея.

Тотъ улыбнулся и отвчалъ:

— Наврное, что-нибудь попросить хочетъ.

У дверей, однако, звонила не дочь Наташа. Въ кабинетъ вошелъ архитекторъ Егоръ Егорычъ Штрикъ, сухопарый нмецъ, съ маленькими сдыми бакенбардиками колбаской на скулахъ.

— Добрый день, Иванъ Анисимычъ, — сказалъ онъ, кланяясь старику Валованову и пожимая его руку. — Позвольте имть честь поздравить васъ съ именинами. А васъ всхъ, господа, съ именинникомъ.

Общія рукопожатія. Штрикъ ходилъ по всмъ угламъ и привтствовалъ сыновей и внуковъ Валованова. У дамъ онъ прикладывался къ ручкамъ. Т чмокали его въ голое темя.

— Боже мой, какое потомство! Какое потомство огромное! — говорилъ онъ. — И, кажется, ни одного архитектора, чтобы смнить меня по управленію домами Ивана Анисимыча.

— Растетъ одинъ архитекторъ, Егоръ Егорычъ, — отвчалъ Андрей Валовановъ. — Пусть только окончитъ реальную гимназію — сейчасъ его въ институтъ гражданскихъ инженеровъ.

— А гд онъ? Гд? Покажите! — воскликнулъ Штрикъ.

— Въ гимназіи. Ддушка не любитъ, кто по буднямъ манкируетъ уроками, и потому сынишка мой придетъ его поздравить посл двухъ часовъ, когда покончитъ съ классами.

Варвара Ивановна опять шепнула брату Алексю:

— Слышишь? Такъ въ душу и залзаетъ. Наврное, что-нибудь просить будетъ.

— Да вдь этимъ старика не проймешь. Я пробовалъ, — сказалъ Алексй. — Къ нему не подластишься ничмъ. Тутъ важенъ часъ. Нажилъ что-нибудь старикъ хорошо — ну, проси, не откажетъ, а если потерялъ хоть грошъ — проси или не проси все равно ничего не будетъ.

— Да что-же онъ сегодня-то потерялъ? Сегодня-то ужъ ничего.

— А угощеніе, что намъ сегодня приготовилъ? Кулебяка, окорокъ ветчины, телятина. Онъ все считаетъ, у него все на счету. Да раздастъ сегодня рублей семьдесятъ пять. Онъ хоть и длаетъ, а ужъ теперь все это въ ум высчитываетъ. Я знаю его! — подмигнулъ Алексй.

Старикъ ежился и смотрлъ на часы.

— Только одной Наташи и нтъ, — говорилъ онъ. — Что это на самомъ дл? Конечно, ей далеконько хать, но все-таки пора-бы.

— Поздно встаютъ. Теперь мужъ ея съ съ новымъ трактиромъ связался. Оркестръ тамъ у нихъ. Пвицы какія-то заведены, — сказалъ Анисимъ. — Мужъ до трехъ часовъ ночи въ трактир, а она его ждетъ, спать не ложится. Спятъ до десяти часовъ утра, а то и дольше.