Шрифт:
Баринъ уже начиналъ морщиться. Ему не нравились сплетни, но ключница не унималась.
— И Тихонъ тоже… Нешто это огородникъ? Нешто такіе огородники должны быть? продолжала она. — Вы посмотрите на огурцы-то… Вдь не прополоты… Травой заросли.
— Ну, довольно… Что жъ мн съ нимъ длать! отвчалъ баринъ. — Мало я разв ругаюсь!
— Прогонять надо. Василій Савельевъ, вонъ, сколько времени безъ дла и даже очень просится… «Я бы, говоритъ, Петру Сергичу врой и правдой, какъ свчка передъ Богомъ»… Косаремъ онъ ходилъ, а теперь косьба кончилась, такъ совсмъ онъ безъ дла, А ужъ мужикъ-то какой богобоязненный!
— Ну, тоже… Запьетъ, такъ и ворота запретъ, сказалъ баринъ.
— Ахъ, что вы! Нтъ… Онъ потребляетъ самую препорцію. А что вы его видли въ Аграфенинъ день пьянаго, такъ на Аграфену купальницу у него жена именинница была.
— Онъ на другой день пьянъ былъ.
— Да вдь на другой-то день Иванъ Купала, у него братъ былъ именинникъ.
— Онъ дня четыре пилъ. Я все его видлъ пьянаго.
— А тутъ дожди пошли, а онъ къ снокосу былъ нанявшись, такъ какая же косьба въ дожди — вотъ онъ отъ бездлья и путался. А такъ, чтобы въ рабочіе дни, онъ — ни, Боже мой. Ужъ все я считаю, что онъ въ тыщу разъ лучше Тихона. Вы походите-ка по огороду-то… У Тихона, вонъ, есть и по сейчасъ капуста не окопана. А червякъ-то у насъ отчего напалъ на капусту?
— Ну, довольно, Афимья, довольно.
— Мн что! Я ваше же добро берегу. А не хотите слушать, такъ и не надо. А на какіе доходы онъ съ Амосомъ-то Ермолаевымъ цловаться бгаетъ? Теперь-то грядной огурецъ пошелъ, такъ онъ не въ цн, а когда парниковые-то огурцы были, такъ сколько онъ ихъ Амосу-то перетаскалъ въ передник! Вы вдь не видите, вамъ не до того, а я вижу. Идетъ на деревню, а передникъ заткнутъ и на брюх оттопырившись. Вдь въ передникъ прямо сотню упрячешь.
— Брось, Афимья… Дай ты мн въ спокойномъ дух побыть.
— Да вамъ и безпокоиться самимъ нечего, а выгнать Тихона и на его мсто Василья Савельева взять.
— Нтъ, нтъ, не желаю я съ пьяницами…
— Тихонъ холостой человкъ, одинъ какъ перстъ… Запьетъ, такъ его и остановить некому, а Василій Савельевъ женатый, его жена завсегда отъ пьянства остановить и вразумить можетъ. Вамъ бы даже такъ и взять: Василья Савельева взамсто Тихона, а Аграфену, Василья Савельева жену, взамсто Василисы. Такъ бы и было: мужъ огородникъ, а жена скотница. Вдвоемъ-то имъ даже бы и сподручне служить было и они бы были старательне.
— Нтъ, нтъ… Теперь дло идетъ къ осени и я останусь съ тмъ, что есть.
— Да вдь осенью-то больше работы… Навозъ… Вы, вонъ, хотли подъ огородъ прибавку распахивать. А для Аграфены — у насъ въ сентябр дв коровы телиться будутъ. Курицу она знаетъ и понимаетъ чудесно. Вы посмотрите, какъ она вамъ индекъ-то къ зим поставитъ! И наконецъ, Аграфена птицу просто обожаетъ, а Василиса — вдь она даже и не птичница, а такъ баба съ кирпичнаго завода. Да и никогда она до насъ за птицами не ходила, а жила она въ Петербург въ маткахъ-стряпухахъ на извозчичьемъ двор, а потомъ въ кормилицахъ жила, такъ нешто это птичница! Съ птицей надо съ молитвой… И корова любитъ, чтобъ перекрестившись и съ молитвой, а Василиса все съ чертыханьемъ. Коровъ доитъ — нечистаго поминаетъ, птицу кормитъ — нечистый на устахъ. Гд же тутъ живности-то существовать! А Василій Савельевъ для васъ будетъ настоящій кладъ.
— Василій въ садовническомъ дл ни бельмеса не смыслитъ.
— Господи Іисусе! Научится. Къ весн пойметъ.
— Нтъ, нтъ. Иди ты, пожалуйста, и занимайся своимъ дломъ, а меня не тревожь, произнесъ баринъ.
— Пойду-съ. Ваша воля господская, вы хозяинъ, а только… Да вонъ, извольте посмотрть на кучера… Вонъ онъ идетъ… Взгляните на мурло-то ему — вдь словно налилъ кто. У, срамникъ!
Ключница плюнула и удалилась съ террасы. На террас появилась барыня въ бломъ капот и съ заспанными глазками.
VII
Былъ прекрасный осенній день. Близилось къ полудню. Солнце ярко освщало пордвшую отъ листопада листву деревьевъ и желтые листья казались совсмъ золотыми. У террасы помщичьей усадьбы переминались съ ноги на ногу два мужика въ стоптанныхъ сапогахъ и грязныхъ рубахахъ, не взирая на праздникъ. Одинъ былъ въ рваномъ полушубк на распашку, другой въ сромъ армяк. На террас, облокотись на перила, баринъ покуривалъ папиросу и разговаривалъ съ мужиками.
— Кабатчикъ Амосъ Ермолаевъ васъ ко мн прислалъ? спрашивалъ баринъ.
— Онъ-съ. Сходите, говоритъ, къ Горсткинскому барину, тамъ требуется… отвчали мужики. — У васъ работка какая-то…
— Да, требуется… И есть работка. Ну, что, вы сами-то ужъ совсмъ убрались въ пол?
— Да оно хоть и не совсмъ, но у насъ бабы… заговорилъ мужикъ въ армяк. — У насъ бабы хорошія, рабочія, выносливыя. Наши бабы такія, что по работ ежели, то еле и мужику въ пору. Он уберутся въ лучшемъ вид.
— Ну, такъ вотъ мн надо отаву покосить.
— Что жъ, это можно, пробормоталъ мужикъ въ армяк и передвинулъ шапку со лба на затылокъ.