– Я все время знала, что ты придешь. Правда, я мало помню. Всегда было темно, и голова кружилась, все вокруг менялось. Я смотрела на лицо, а оно расплывалось, а потом оказывался кто-то другой...

– Тебе давали наркотики, – объяснил Питер.

– Да, я знаю. Помню уколы... – Она машинально потерла предплечье и вздрогнула. – Но даже тогда я знала, что ты придешь за мной. Помню, как лежала в темноте и слушала, ждала, что услышу твой голос...

Искушение делать вид, что ничего не случилось, было сильно, до сих пор сама Мелисса-Джейн молчала о случившемся, но Питер понимал, что надо дать ей выговориться.

– Хочешь рассказать мне, дорогая? – мягко спросил он, понимая, что это важно для выздоровления. И молча слушал, а девочка вспоминала обрывки разговоров и впечатлений, искаженные наркотическим дурманом. Когда она говорила о смуглом человеке, в ее голосе звучал прежний ужас.

– Он иногда смотрел на меня. Я помню, как он смотрел...

И Питер вспомнил холодные глаза убийцы.

– Сейчас он мертв, дорогая.

– Да, я знаю. Мне сказали. – Она помолчала, потом снова заговорила. – Он очень отличался от второго, седого. Тот, старый, мне нравился. Его звали доктор Джемисон.

– Откуда ты знаешь? – спросил Питер.

– Так его называл смуглый. – Она улыбнулась. – Доктор Джемисон. От него всегда пахло микстурой от кашля, и он мне нравился...

«Тот самый, что произвел ампутацию и отрезал бы и руку», мрачно подумал Питер.

– А еще одного я не видела. Я знала, что он здесь, но никогда его не видела.

– Еще одного? – Питер резко повернулся к ней. – Какого, дорогая?

– Был еще один. Даже смуглый его боялся. Они все его боялись.

– Ты его не видела?

– Нет, но они все время о нем говорили, спорили, что он сделает...

– Ты помнишь его имя? – спросил Питер.

Мелисса-Джейн сосредоточенно нахмурилась.

– У него было имя? – повторил отец.

– Обычно они просто говорили «он», но да, я помню. Смуглый называл его Каспером.

– Каспером?

– Нет, не Каспером. Не могу вспомнить. – В ее голосе послышался ужас, тон стал резким.

– Не волнуйся. – Питер хотел ее успокоить, но Мелисса-Джейн раздраженно покачала головой.

– Не Каспер, но что-то похожее. Я знаю, это из-за него со мной все произошло. Они просто делали, что он велел. Его я по-настоящему боялась. – Она всхлипнула и выпрямилась на сиденье.

– Все позади, дорогая. – Питер свернул к обочине, остановил машину и обнял дочь. Та была натянута, как струна, и дрожала. Питер встревожился и прижал ее к груди.

– Калиф! – прошептала она. – Вот как его звали. Калиф! – Мелисса-Джейн, прижимаясь к нему, обмякла и вздохнула. Дрожь унялась. Питер обнял ее, пытаясь справиться с нахлынувшим гневом, и не сразу понял, что Мелисса-Джейн уснула.

Как будто это имя вызвало катарсис, освобождение от ужаса, и теперь девочка была готова к быстрому выздоровлению.

Питер уложил ее на сиденье, укрыл шерстяным пледом и снова вывел машину на дорогу, но каждые несколько секунд посматривал на дочь, чтобы убедиться, что она спокойно спит.

Из «Тисового аббатства» Питер дважды звонил Магде Альтман, оба раза по ее личному номеру, но ее не было, и она не оставила для Питера никаких сообщений. Прошло уже пять дней после операции «Дельта», когда освободили Мелиссу-Джейн, а он все не мог связаться с баронессой. Она как будто растворилась. Питер размышлял над этим в те спокойные дни, которые проводил почти наедине с дочерью.

Потом в «Тисовое аббатство» приехал Кингстон Паркер, и сэр Стивен Страйд обрадовался, что у него в гостях такой видный политик.

Под влияние Кингстона Паркера подпал весь старый дом. Когда Паркер хотел этого, сопротивляться его обаянию было невозможно. Стивен восхищался им, особенно когда обнаружил, что, несмотря на репутацию либерала и борца за права человека, Паркер защищает капиталистическую систему и считает, что его стране следует серьезнее относиться к своему долгу перед западным миром. Оба они сожалели об отказе от программы создания бомбардировщика B-1, о проволочках в изготовлении и испытании нейтронной бомбы, о перестройке американской системы разведки. Большую часть первого дня они провели в отделанном красным деревом кабинете Стивена, изучая взгляды друг друга, и вышли оттуда друзьями.

После этого Паркер завершил завоевание семьи Стивена, продемонстрировав, что разделяет научные познания Патриции Страйд и ее любовь к античной керамике. Его теплое отношение к Мелиссе-Джейн, радость, вызванная ее освобождением были слишком непосредственны, чтобы не быть искренними. Окончательно же он завоевал юную леди, когда вместе с ней сходил на конюшню, познакомился с Флоренс Найтингейл – и оказался знатоком лошадей.

– Он хороший. По-моему, он человек чести, – сказала Питеру Мелисса-Джейн, когда он вечером зашел к ней пожелать спокойной ночи. – Такой добрый и интересный... – И сразу, чтобы он не усомнился в ее верности, добавила: – Но ты по-прежнему мой самый любимый мужчина на свете.