— Или время укоротилось от испуга? — подколол меня Пашка.

— Возможно, и так, — признал я, делая вид, что не распознал его интонации.

Я даже испытывал какое-то тайное насмешливое удовольствие — так, словно подкреплял ложь некими и впрямь правдивыми фактами.

Словом, меня одолевали довольно странные ощущения, но, как я уже упоминал, не в первый раз мне доводилось испытать страхи и удовольствия лжеца, когда я говорил правду.

А может быть, все объяснялось тем, что Серж и Пашка, оказывая так называемую психологическую атаку, заставили меня, вконец, усомниться: а действительно ли я видел Предвестников табора?

Нет, ни капли сомнения.

Почему?..

Я поймал себя на том, что вот уже третий раз смотрю через Сержево плечо — в отворенное окно, на ярко-желтые травяные соцветия, в которые кое-где забился рваный одуванчиковый пух; соцветия, выглядывавшие из-под нижней рамы, и я слышал, как невидимые глазу стебли, ударяясь и потирая друг друга, издают щекочущий звук и еще… оттенки железа и камня — словно нож проводил по точилу, лаская и насыщаясь хрустальными блестками. Стебли — я представлял себе десятки, сотни, тысячи, десятки тысяч стеблей, — и чем больше их, тем меньше звуков начнешь замечать, а напротив, острее будут реагировать глаза; ловишь себя на мысли, что в такой вот рифленой траве могут жить только стрекозы и шмели. Почему? Да потому что это масляный лабиринт картины — так ощущал художник, когда писал ее; и разумеется, он не изобразил ни одной стрекозы и шмеля.

Картина, мелькнувшая в сознании, — и сразу за этим мне представились Предвестники табора, так ясно — словно бы я опять увидел их воочию. Странный переход — почему мое сознание сделало его? Я чувствовал, это никак не относилось к происходившему разговору; просто глядя на соцветия, я представлял себе Предвестников табора, — но в чем же кроется ассоциация? В этом ярко-желтом цвете и оранжевых подпалинах, которые достроило мое воображение? Нет — на Поляне чудес трава оттенков шалфея. В этих сухих, боле светлой желтизны бусинках, которые нанизаны на торчащие в разные стороны иглоподобные черенки? В щекочущих звуках — от трения стеблей?

Нет, на поляне не было ничего подобного, и это земные вопросы, — они не работают. К Предвестникам табора применимы категории не совсем человеческие… ……………………………………………………

…………………………………………………………………………………………

Серж, тем временем, все старался «раскусить меня»; между тем, после того, как он услышал Мишкино подтверждение, прыти у него, конечно, поубавилось — он уже просто цеплялся к словам. И как только я это почувствовал, сразу решил, что победил.

Но нет, преждевременно.

— Ну и что это твое время, объясни мне?

— Как что? Я говорю тебе: Поляна чудес действительно рядом с поселком находится, — объяснил я; воодушевленно, — так, по крайней мере, нам показалось.

— Показалось! Сейчас я спрашивал, видели ли вы вообще что-нибудь. А не о поляне.

— Да, видели, — снова подтвердил я.

— А тебя уже никто не спрашивает, — вставил Пашка.

И тут в разговор вступила Олька (до сей поры она не произносила ни слова, вообще, и даже не поздоровалась, когда мы пришли, так что не один Мишка вел себя странно в этот вечер):

— Ты рассказывал Максу об этих людях на поляне. До того, как вы пошли в лес. Откуда ты узнал о них? — говоря это, Олька пристально смотрела на Мишку.

И мне вдруг стало ясно, что ни один из заданных до сего момента вопросов не имеет такого решающего значения, как этот.

Реакция Мишки была довольно любопытной: он вздрогнул… нет, скорее, как-то инстинктивно передернул плечами, бросил короткий взгляд на Ольку, — невольно, — а потом уже, когда говорил, смотрел в потолок; и улыбался как-то загадочно, но в то же время и чуть принужденно… и чуть грустно? Действительно ли присутствовал этот «грустный оттенок» или я придумал его?

Скорее, придумал…

— Оттуда же, откуда и обо всем остальном узнаю, — неопределенно сказал Мишка.

— Выходит, это не игра? — последовал спокойный Олькин вопрос.

Я вскинул голову; на Ольку я смотрел секунд пять. Глаза ее остановились на Мишке; взгляд долгий, внимательный, чуть потухший; и ни капли азарта.

Грудь Мишки опустилась; он больше не улыбался.

— Не знаю.

Непродолжительное молчание. Вдруг Димка осведомился:

— И вы видели исчезающую землю?

Я пораженно уставился на него. Только сейчас, спустя несколько часов, я сообразил вдруг, что исчезающей земли мы как раз таки на поляне и не видели.

И тотчас услышал твердый Мишкин ответ:

— Нет. Исчезающей земли мы не видели. Верно, Макс?

Некоторое время я ничего не отвечал, а только покраснел — словно допустил чудовищный промах; потом произнес упавшим голосом:

— Верно, — да, что и говорить, вид у меня был не просто потерянный — проколовшегося человека; по неизвестной причине, не смотря на то, что мы увидели гораздо более необыкновенные вещи, нежели исчезающую землю, внезапное открытие совершенно выбило меня из колеи.